что всякий сколько-нибудь искусный рабочий смотритъ на своего ближайшаго начальника, какъ на равного себе, зная, что и онъ, если у него окажется больше смѣтки и трудолюбія, займетъ такое же положеніе.
И вопросъ о трехъ «упряжкахъ», т.-е. о восъмичисовой работѣ, совсѣмъ не такъ абсолютенъ. При задѣльной платѣ, иначе и не можетъ быть. Прямой интересъ каждаго — наработать какъ можно больше, и я самъ видѣлъ, какъ напр., на фабрикахъ металлическихъ издѣлій уже пожилой рабочій, подготовляющій остовы металлическихъ чайниковъ на особой машинѣ, производитъ это съ неимовѣрной быстротой и можетъ, работая до десяти часовъ въ день, поставить до ста штукъ, получая за каждую отъ одного до двухъ пенни, что составитъ ежедневную задѣльную плату на русскія деньги въ два рубля съ полтиной, т.-е. онъ въ одинъ день получитъ столько, сколько павловскій. кустарь въ цѣлую недѣлю, работая (какъ я самъ наблюдалъ на разныхъ примѣрахъ) до пятнадцати и до семнадцати часовъ въ день!
Я возвращался изъ Шеффильда въ Лондонъ съ такимъ выводомъ, что если судить по этому центру рабочаго класса въ Англіи, борьба между капиталомъ и трудомъ будетъ итти не такъ, какъ въ Парижѣ: у англійскихъ пролетаріевъ припасено уже не мало денежныхъ средствъ; они совсѣмъ не огульно увлекаются идеей разрушенія существующаго порядка вещей, въ нихъ заложено гораздо больше тѣхъ привычекъ, правилъ и взглядовъ, какіе на континентѣ признано считать буржуазными, что въ руководящихъ классахъ, въ образованныхъ и достаточныхъ людяхъ интересъ къ дѣйствительно бѣдному пролетаріату все поднимается, что, съ другой стороны, въ рабочей массѣ, которая умѣетъ сводить концы съ концами, преобладаетъ стремленіе стоять на собственныхъ ногахъ и не поддаваться ни на какія заигрыванья патроновъ, не надѣяться также и на правительственную власть.
И только что я вышелъ изъ вагона на одной изъ станцій Лондона, какъ наткнулся на нѣсколько мрачныхъ фигуръ уличныхъ «пауперовъ», которые длинной процессіей, по одному человѣку въ рядъ, двигались по краю тротуара, неся на желѣзныхъ помочахъ высокія деревянныя афиши, приглашающія публику въ какой-то кафе-шантанъ. Точно на подборъ была эта коллекція головъ и туловищъ. Ихъ нельзя было назвать оборванцами въ нашемъ смыслѣ. Почти всѣ были довольно прилично одѣты, въ потертыхъ пальто и сюртукахъ. Но отъ всѣхъ ихъ фигуръ вѣяло закоренѣлой бѣдностью и даже нищетой, и эти «сандвичи» — если вы мнѣ позволите эту метафору — сотнями и тысячами поглощаются лондонскимъ минотавромъ. И они-то всего болѣе заставляютъ сжиматься сердце всѣхъ, кто и между сытыми способенъ переживать вчужѣ безпомощность и одичаніе столичнаго пролетаріата.
Я сказалъ уже, что анархическія идеи въ Лондонѣ совсѣмъ не въ такомъ ходу, какъ въ Парижѣ, хотя тамъ и живутъ вожаки и фанатики международнаго анархизма. Но изъ этого не слѣдуетъ, чтобы въ нѣдрахъ британской жизни не вызрѣло разрушительныхъ элементовъ. Одна Ирландія, съ ея стародавнимъ федеративнымъ вопросомъ — очагъ подпольнаго броженія, которое еще не такъ давно прорывалось въ видѣ кровавыхъ и разрушительныхъ покушеній.
Въ сезонъ 1868 г. я присутствовалъ на засѣданіяхъ суда надъ феніями. Изъ нихъ нѣкоторые были казнены. Я помню, какъ эти феніи держали себя на судѣ, какой глубокой вѣрой въ правоту своего дѣла были проникнуты они, и тогда еще каждый изъ насъ почувствовалъ, что въ Великобританіи по англійской пословицѣ тоже есть скелетонъ, и даже не одинъ. A въ эти двадцать пять слишкомъ лѣтъ почва для всякаго рода реформаторскихъ идей еще разрыхлилась.
Тогда, въ концѣ 6о-хъ годовъ, я часто удивлялся, какъ это въ такомъ городѣ, какъ Лондонъ, гдѣ стоитъ небольшой гарнизонъ, и гдѣ весьма не трудно было кликнуть кличъ и собрать на извѣстномъ пунктѣ сто и болѣе тысячъ безпокойнаго рабочаго народа — не происходило ничего серьезнаго.
На это многіе мои собесѣдники, и въ томъ числѣ такой умный, наблюдательный и даровитый публицистъ и общественный дѣятели какъ Фредерикъ Гаррисонъ, обыкновенно отвѣчали мнѣ:
— Армія готова, но нѣтъ полководца.
И теперь, по прошествіи двадцати семи лѣтъ, еще не явилось ни одного полководца, который бы сумѣлъ найти пароль и лозунгъ и повести уличную аттаку на устои британской конституціи. Такой человѣкъ можетъ явиться и явится онъ, по всей вѣроятности, въ средѣ интеллигенціи между членами руководящихъ классовъ.
Теперь вездѣ, и въ Парламенте и въ разныхъ обществахъ, и въ свѣтскихъ гостиныхъ, и въ кружкахъ университетскои молодежи, между купцами и промышленниками, офицерами и адвокатами — соціальный вопросъ — уже не пугало, а ежедневный «topic of conversation».
Разумѣется, интересъ къ соціальному вопросу получитъ въ Лондоне болѣе умѣренный оттѣнокъ, чѣмъ въ Парижѣ, умѣренный въ смыслѣ его серьезной обработки, потому что англичанинъ — врагъ насильственныхъ переворотовъ по темпераменту и принципу. Прежде, тридцать лѣтъ назадъ, вожаки лондонскихъ пролетаріевъ были почти всегда изъ самоучекъ: рабочіе или бывшіе уличные проповѣдники, а теперь — дѣти богатыхъ промышленниковъ, купцовъ, даже баронетовъ и лордовъ. Мужчины и женщины не могутъ уже оставаться равнодушными къ соціальному вопросу, сознаютъ, что нельзя предоставлять одному высшему привилегированному классу пользованіе почти всей земельной собственностью въ Англіи, что нельзя превращать крестьянъ въ простыхъ батраковъ, т.-е. деревенскихъ пролетаріевъ, что необходимо способствовать переходу орудій производства отъ капиталистовъ къ рабочимъ.
Въ послѣдніе годы, и въ печати, и даже въ свѣтскихъ гостиныхъ, стали говорить о лондонскомъ обществѣ «фабiанцевъ». Это одинъ изъ кружковъ новѣйшаго Лондона, гдѣ молодая интеллигенція занимается разработкой всѣхъ тѣхъ «проклятыхъ вопросовъ», какіе рано или поздно должны быть рѣшены въ культурномъ человѣчествѣ.
Фабіанцами они назвали себя отъ имени извѣстнаго римлянина Фабія — Фабія Кунстатора, т.-е. медлителя. На нашемъ жаргонѣ ихъ бы слѣдовало назвать «постепеновцами». Они не анархисты и даже не социалисты-революцiонеры; а приближаются къ оттѣнку парижскихъ поссибилистовъ, т.-е. сторонниковъ возможныхъ реформъ, въ данную минуту, съ тою только разницею, что поссибилисты вербуются почти исключительно, въ рабочемъ классѣ и что ихъ программа сосредоточена на извѣстныхъ пунктахъ, прямо касающихся городского пролетаріата.
Тотъ самый соотечественникъ, который водилъ меня въ рабочіе кварталы Лондона, предложилъ мнѣ посѣтить и одно изъ засѣданій общества «фабіанцевъ». Тамъ читаются рефераты и происходятъ пренія. Нанимаютъ они въ извѣстные дни залу недалеко отъ Странда. Я попалъ на засѣданіе, гдѣ молодой человѣкъ изящнаго вида, съ свѣтскимъ тономъ и манерами, читалъ рефератъ на тему о помощи сельскому населенію Англіи и приводилъ подробности того, что уже въ этомъ направленіи сдѣлано, какія попытки произведены для созданія сельскихъ кооперацій и облегченія теперешнимъ батракамъ пріобрѣтать единичную или коллективную собственность.
— А какъ вы думаете — спросилъ меня мой путеводитель— кто этотъ молодой человѣкъ.
— Сынъ богатаго банкира, и онъ въ своемъ родѣ не единственный. Теперь, среди молодыхъ людей изъ такого же класса общества, вы найдете уже искреннихъ
