Не курил он уже три часа — для этого пришлось бы вытащить руки из карманов, распахнуть пальто, зайти в рулевую рубку, чтобы чиркнуть спичкой.
С вант свисали форменные сталактиты, а на грузовой стреле и баке от постоянно накатывающихся волн образовался целый айсберг, круглый, голубоватый, сверкающий и похожий на чудовищную медузу.
— Вринс!
Голландец неторопливо повернулся, хотя оклик капитана после многочасового молчания явился для него полной неожиданностью.
— Петера Крулля нигде нет. Наверно, сбежал в Свольвере?
Петерсен испытующе посмотрел в лицо молодому человеку, и ему тут же стало стыдно — так оно осунулось от усталости, тревоги и особенно печали, хотя в нем, может быть, впервые появилось нечто зрелое, подлинно мужское.
Капитан собирался вырвать у него неожиданное признание, какую-нибудь фразу, которая выдала бы его, но сразу сообразил: это не к месту и не ко времени.
Справа от Петерсена закутанный в шубу лоцман вытягивал шею, вглядываясь в темноту: они сегодня видели столько сигнальных огней, что будет чудо, если буи не станут мерещиться там, где их нет.
Рулевой в своей рубке — и тот был на пределе: он судорожно вцепился в медное колесо и не отрывал глаз от компаса. Каждые десять секунд «Полярную лилию» встряхивало так, что трещали все шпангоуты, и людям приходилось напрягаться, чтобы устоять на ногах.
Три волны, одна за другой, взлетели до самого верха красной с белым трубы, и третья, сорвав спасательную шлюпку, которая держалась теперь лишь на шлюпталях, унесла ее в кипящую бездну.
— Капитан!
Лоцман явно напрягал все свое внимание.
— Разбираете, что нам сигналят?
И он указал на мигающие огни, которые Петерсен разглядел не сразу.
— Как! Уже Тромсё? — удивился он.
— Да, Тромсё. Но ручаюсь: нам приказывают не заходить в порт. Разве не видите?.. Минутку — опять начали. Три белых… Один красный… Один белый…
— Два белых! — глухим голосом поправил Вринс.
— А потом?.. Ну, видите?
Капитан шагнул вперед, обеими руками схватился за поручни и все же пошатнулся под водопадом ударивших в лицо брызг.
— Стоп машина! — скомандовал он. — Не уверен, но…
Световые сигналы с берега непрерывно повторяли одно и то же.
— Надо ответить… пари держу, наши сигнальные фонари не готовы.
Петерсен тут же пожалел о своих словах. Вринс был уже в рулевой рубке и сам зажигал фонари.
— Посигнальте: «вас понял», — бросил капитан и, обращаясь к подошедшему лоцману, пояснил:
— Передают, чтобы мы оставались на внешнем рейде. В порт не войти: затонувший нынче вечером траулер загородил фарватер.
Он взялся за ручку машинного телеграфа:
— Средний вперед!
И снова ни огонька. Потом из тьмы выступило расплывчатое пятно света, и гудок «Полярной лилии» трижды издал долгий рев.
Тромсё лежал слева, за поясом скал, прохода между которыми еле-еле хватало для судна среднего тоннажа.
На молах вокруг затонувшего траулера несомненно велись работы — оттуда доносился скрип подъемного крана. Течение сносило пароход на подводные камни.
Пришлось маневрировать: двигаться вперед, останавливаться; давать задний ход, снова останавливаться, несмотря на это, «Полярную лилию» по-прежнему сносило, и всякий раз стоило больших трудов вернуть ее на курс.
Прибежал второй помощник.
— К нам идет катер с почтой, — объявил ему Петерсен. — Готовьте штормтрап. Лапландца спускать как можно осторожнее.
Он был даже доволен новым происшествием: в Тромсё его все знали, местный агент компании был не дурак выпить, и капитану пришлось бы со многими здороваться и разговаривать, чего ему сейчас никак не хотелось.
Во мраке затарахтел мотор катера, но лишь спустя несколько минут его белый сигнальный фонарь скользнул под бортом «Полярной лилии», от кормы к носу.
Началась серия нудных маневров: «Вперед!.. Стоп!..
Задний ход!.. Малый вперед!..»
Раз десять катер оказывался в нескольких сантиметрах от трапа, раз десять его отбрасывало волной.
Наконец его удалось пришвартовать. На палубу вынырнули двое в дождевиках. Петерсен встретил их, пожал руки.
— Что там у вас случилось?
— Новенький траулер с отличным дизелем, в первый раз шедший на лов трески к югу от Шпицбергена.
Лоцмана, ясное дело, не взяли, на борту никто здешние воды не знает. Немцы полагаются только на свои карты. Это их не спасло: пошли ко дну прямо на фарватере.
— Кто-нибудь погиб?
— Юнга лет пятнадцати: при толчке свалился в воду. Наши спорят, не взорвать ли траулер динамитом.
Экспедитор принес мешки с почтой. Три матроса со всеми предосторожностями вынесли лапландца на палубу. Бедняга, которому невозможно было что-нибудь объяснить, исступленно отбивался, издавая нечеловеческие вопли.
— Этого в больницу. И немедленно…
Спустить лапландца на катер оказалось еще трудней.
Он так вырывался из рук, что в конце концов свалился с двухметровой высоты, стукнулся головой о планширь и потерял сознание.
— А знаете, ваших бортовых огней в кабельтове — и то не видно.
— Знаю, — пробурчал Петерсен.
— Будьте осторожны! Из Киркинеса идут два английских рудовоза. Должны быть здесь еще ночью.
— Ладно.
Капитану не терпелось поскорее все закончить.
«Полярная лилия» находилась в опасной близости от города, огни которого уже проступали сквозь ледяной туман.
Опять налетел снеговой заряд; снежная крупа крошечными иглами колола кожу, проникала в обувь и под одежду.
Петерсен ни на секунду не переставал наблюдать за суетой у катера. Как только отдали швартовы, он пересчитал людей на суденышке и дал сигнал отправления.
Маневром руководил с мостика Вринс, и капитан внимательно прислушивался: он испытывал известное беспокойство. Но винт стучал без перебоев. Едва катер отвалил, пароход повернул на полрумба вправо, и телеграф передал в машину: «Восемьдесят оборотов!»
Потом — «Сто оборотов!»
А ведь мальчишка наверху бледен сейчас как мел, пальцы его стискивают ручку телеграфа, глаза сверлят темноту, где видны только беловатые гребни ближайших волн.
Петерсен не сразу поднялся наверх — сперва зашел в ресторан, где на одной из банкеток растянулся землисто-серый стюард.
— Что? Нехорошо?
— Вы знаете, я всегда так: слабую качку выдерживаю, но такую!..
— Кого-нибудь видел?
— Позвонил господин Эвйен: потребовал минеральной воды.
