Ознакомительная версия.
Меня устроили в Римский университет (слишком молода, чтобы посещать лекции) и записали на курс философии. Вопреки школьному опыту прошлого эта наука мне понравилась. Отец занимался в то время в университете востоковедческими исследованиями; и, без сомнения, мой ум стремился к занятиям. Я принялась читать Боссюэ[8], Спинозу и «Исповедь» Блаженного Августина[9] – этот труд долго оставался моей настольной книгой.
Вдруг снова появился мой русский обожатель. Все чаще видели его черную бороду в нашем салоне. Моя семья, желая нашего брака, оказывала на меня давление, что приводило меня в отчаяние. Тем летом, когда мы отправились в Виареджо, восхитительную местность в Тоскане с большими сосновыми лесами, мой воздыхатель последовал за нами.
На этот раз чаша моего терпения переполнилась, и вот что стало следствием.
Подруга моей сестры, особа, которую можно назвать «женщиной передовых взглядов», вышла замуж за богатого англичанина, намного ее старше. Желая усыновить детей, она написала моей сестре, спрашивая, не знает ли кого-нибудь, кто помог бы в их воспитании, все дорожные расходы берет на себя.
Вот единственная возможность для меня, и ничто не помешает мне уехать в Лондон.
До Парижа меня сопровождали друзья семьи:
– Это насовсем! Никогда не вернусь! – восклицала я, убежденная, что крылья мои окрепли и меня выдержат. События, однако, приняли такой оборот, что я поняла – все предательски непрочно.
Итак, я впервые оказалась в Париже. Лионский вокзал по сравнению с величием Рима показался мне сначала лишенным романтизма. Но как только я сошла с поезда, громко провозгласила: «Вот место, где я буду жить!»
Совершенно случайно я встретила в Париже еще одного друга нашей семьи, восхитительного Альберто Лумброзо, блестящего историка, посвятившего свою жизнь Наполеону.
– У Энро будет бал, – сообщил он мне. – Тебе не кажется забавным пойти туда вместе со мной?
Бал… бальное платье!.. Я никогда не бывала на балу, у меня нет бального платья… и я с радостью согласилась. Но как выйти из этого затруднения? Отправилась в Галери Лафайет и купила четыре метра темно-синего крепдешина. Безумство, конечно, он стоил тогда примерно десять франков за метр. Кроме того, приобрела два метра оранжевого шелка. Шить наряд не стала, а просто задрапировалась в ткань, пропустив ее даже между ног, очень «зуавский»[10] вид. Из части оранжевой материи смастерила широкий пояс и завязала вокруг талии, а из остатка соорудила тюрбан – денег, чтобы идти к парикмахеру, не осталось. Довольная собой, я поехала на бал. Энро жили на улице Жасмина, впервые Скиап оказалась во французском интерьере. Мадам Энро, знаменитый скульптор, жила преимущественно в Италии, и влияние этой страны отразилось во внутреннем убранстве дома. Ее муж – удачливый делец. Перед балом устроили чудесный обед, который привел ее в восторг красотой салата из настурций. Сама она вызвала в некотором роде сенсацию: никто раньше не видел подобной одежды. Во время бала возникла новая проблема: все, что она знала о танцах, это модные уроки Пикетти в Риме, там ее научили танцевать кадриль-лансье[11]. Но здесь-то играли танго – и она отважно бросилась танцевать. Как забавно, ужасно забавно! Увы, булавки, которыми она сколола свой наряд, стали расстегиваться… Не увлеки ее партнер из зала, продолжая танцевать, первая встреча со светским Парижем окончилась бы номером «Фоли-Бержер»[12]. Это был настоящий провал в качестве модельера. Скиап сводили в дом Ренана[13] на Монмартре, в дом Анатоля Франса[14]. Наполнившись вволю впечатлениями, она отправилась в Англию.
Лондон… странное дежавю – я будто уже пережила это века назад. Впрочем, вряд ли римляне были великими завоевателями Англии. Лондон не устроил мне шумного приема. Путешествие на корабле, английская железная дорога, английский чай, вежливость полицейских и кучеров, сидящих в фиакрах, – все это меня растрогало. Не помню уже, где остановилась, но меня сразу вывезли за пределы Лондона. Кто не жил в загородном доме в Англии, не испытал очарования этой жизни!
Простое, приятное и комфортабельное жилье никак не походило на дом миллиардера. Хозяйка, полная энтузиазма, прелестные дети – все показывало, как свобода и нежность влияют на детей. Но одно выбивалось из общей картины – дети постоянно страдали от голода, не потому, что хозяйка была скупа, нет, она просто следовала теории, что себя надо ограничивать. В результате вид у детей был такой, будто они только что вышли из концлагеря.
Граф Вильям де Вендт де Керлор, муж Эльзы Скиапарелли, 1914, год свадьбы
Скиап терпела это положение до последнего; понимая, разумеется, ценность хороших принципов, но не до такой же степени. Старалась как можно чаще уезжать в Лондон, где ей все было по нраву. Однажды она заблудилась в вязком, как пюре из горошка, тумане и несколько часов брела по Гайд-парку, цепляясь за прутья изгороди. Небо и солнце Италии далеко! Внезапно натолкнулась на человеческое существо, и это резко вернуло к действительности. Убежала, начитавшись английских детективов, ждала самого плохого…
Как-то отправилась слушать лекцию о теософии, читал ее неизвестный лектор, как узнала позже, наполовину бретонец[15], наполовину поляк, мать – швейцарка. Нашла, что он странным образом очарователен. Говорил о власти души над телом и о таинственной и вечной юности. Слушала лекцию, покоренная до такой степени, что забыла уйти, когда все уже покинули зал.
В конце концов получила предложение:
– Не согласится ли молодая леди встретиться с лектором? Она поднялась, и завязалась беседа. По-видимому, взгляды совпали, и утро их застало помолвленными. Узнав все, семья Скиап бросилась в Лондон, чтобы попытаться помешать этому браку. Тщетно – он уже состоялся – в мэрии, без пышности и белого платья.
Пикадилли в тот день запрудили суфражистки[16] и ужасные фурии мужиковатого вида, поодиночке и группами. Возглавляемые Сильвией Панкхерст[17], они визжали, требуя избирательных прав для женщин. Получили, но к ним в придачу и другие заботы! Мужчины восхищаются сильными женщинами, но не любят их совсем. Некоторым удается сочетать нежность с силой, но многие решившиеся идти по жизни в одиночку потеряли в этой игре счастье.
После церемонии бракосочетания, вернувшись в малюсенький домик, который мы сняли в конюшнях, трехэтажный, одна комната на этаж, я заметила, что семь зеркал разбиты. Как это случилось, мы так и не узнали, но предзнаменование было зловещим. В попытках улучшить наш интерьер я отправилась на Каледонский рынок[18], где можно было отыскать что угодно. Позже, когда сочла, что почти все приведено в порядок, я решила устроить небольшой обед.
Ознакомительная версия.
