краснобаем и все это доносил аккуратно. Он не был исследователем в современном понимании этого слова и активно пользовался шаблонами, поэтому у вас может сложиться ошибочное впечатление, что гения легче всего найти в поле, с высокой долей вероятности он пасет там овцу, а все венецианские художники играют на лютне.
Божественный Микеланджело пропитывает копии с рисунков «старинных мастеров» дымом, чтобы подменить ими подлинники. Потом смеется над гонфалоньером Содерини: тот замечает, что нос Давида великоват и Микеланджело поднимается на мостки, чтобы махать резцом, разбрасывая заранее набранную в кулак мраморную пыль. Не внесено ни одной правки, но Содерини говорит, что стало лучше. Художник не так дипломатичен, как может показаться – его обман станет известен всем. Он посмеется над властью за ее спиной, и этот смех долго еще будет раздаваться в веках.
Красавец Леонардо надувает бараньи кишки в комнате, так что свидетель эксперимента вынужден забиться в угол, выкупает птиц и отпускает их на волю, правой рукой гнет подковы.
Андреа дель Кастаньо из зависти убивает своего учителя Доменико Венециано с хитростью и хладнокровием, достойными шекспировского Яго. Не беда, что Андреа умер на 4 года раньше учителя, воображение человеческое парит, где хочет. Вазари собирал все, до чего мог дотянуться, и компоновал поинтересней. Кинематографисты оценили бы такой подход, а современному студенту необходимо изучать примечания к тексту основателя искусствоведения.
В XVI веке у художников не было персональных выставок. Более того, если бы такие выставки начали проводить, это бы не всем понравилось. Некоторые художники с удовольствием использовали по несколько раз один и тот же эскиз, окружающим было необязательно знать об этом. Находившийся по современным персональным выставкам человек, с точки зрения насмотренности, больший знаток, чем Вазари. Потому что даже самый богатый человек в мире не смог бы посетить все художественные собрания XV века. Ему пришлось бы посвятить жизнь переездам, налаживанию связей.
Читатели Вазари верили ему на слово, перенимали его оценки. Бессмертные слова Пушкина о том, что сильны мы «мнением; да! мнением народным» [30] как будто сказаны о живописи.
Делать что-то руками в принципе было не престижно. Вазари не указывает каждый раз, что художник работает на заказ, краски дороги, и он выбирает их в зависимости от выделенного бюджета. Может быть потому, что это было очевидно всем. Однако возможно и другое. Вазари писал про людей, которые расписывали мебель. Произведения ювелиров стоили дороже, что уж говорить о производителях шпалер. Вазари трясся от восторга и пел соловьем, доказывая, что живописцы не только красят потолки, но и создают славу правителей. То есть художники, конечно, декорируют сундуки, как какие-нибудь ремесленники, но они все-таки чуть лучше. Чем? Чем ремесленники.
Вазари выдумал искусство. И он поступил щедро, он сделал это для всех. Раньше художники творцами не были, жили без предназначения и муз. На качество живописи это никак не влияло, а вот на цену и, следовательно, отношение – весьма. Спасибо, Джорджо.
Автопортрет Содомы во фреске «Чудо с решетом», между 1505 и 1508 годами. Аббатство Монте-Оливето-Маджоре, Ашано
Джованни Антонио Бацци по прозвищу Содома реформировал живопись Сиены эпохи маньеризма. Подходящий пример незаслуженно отодвинутого на третий план художника. В выбранном из его жизнеописания предложении всего два оскорбления и одна похвала, которая отнесена на счет фортуны, а не живописца.
«И так как фортуна заботится о сумасбродах и помогает порою безголовым людям, ему удалось написать прекрасное женское тело и голову, которая дышала» [31].
По мнению Вазари, выдающиеся вещи Содома если и делает, то почти случайно, а в остальное время наряжается, проказничает, дрессирует дома говорящего ворона. И вы подумайте, этот придурок нравится людям. В воображении Вазари он умрет в нищете и одиночестве. На самом деле нет. Очаровательный, наглый, богемный Содома, по всей видимости, был доволен своей судьбой и ничего ему за это не было, чего льстивый и светский Вазари, хлебнувший в юности горестей фриланса, простить никак не мог.
Был бы клон Брейгеля великим художником сегодня?
Брейгеля ценили как художника, который придумывает свое, а не повторяет за более популярными итальянскими мастерами. История и фольклор того времени изучены достаточно хорошо, однако споры по поводу того, что происходит на его картинах, ведутся до сих пор. Кто знает, не изобретал ли он сюжеты сам, как Босх?
Представьте, что через пятьсот лет ученые начнут спорить о том, что же зашифровано в кинолентах Андрея Тарковского. Они будут задаваться вопросами: «Как тогда жили? Что происходило?» Как-то жили и что-то происходило, при этом важная часть замысла случилась только в воображении мастера.
К сегодняшнему дню живопись Брейгеля чрезмерно интерпретирована, это затрудняет восприятие. Перед нами группы типизированных человечков, энциклопедия детских игр. Даже если на обороте была бы приписка рукой художника «я был заворожен цветовыми сочетаниями и с удовольствием написал много разных интересных штук» или «это дети бесятся, маются и подражают взрослым», специалисты могли бы сказать, что автор указал на такую-то тему, но кажется в его картине видно еще кое-что. Например, приговор человечеству. Эстетический слой произведения обогащается от направленного на него внимания. Восприятие – постоянно текущий вокруг безучастного произведения процесс. Вероятно, что эта картина могла быть назидательна, хотя напрашивается мысль, что за проповедями его заказчики ходили в церковь.
Брейгель. Игры детей, 1560 год. Музей истории искусств, Вена
Брейгель. Игры детей, 1560 год. Фрагмент
Как и французские импрессионисты, Брейгель любил смотреть на мир чуть сверху.
Девочка изготавливает красный пигмент из кирпича. Точно так же добывал в то время эту самую дешевую краску сам художник. Сегодня мы можем разглядывать его работы в макросъемке так близко, как не могли этого делать его прижизненные почитатели.
Если считать, что художник приходит в мир готовым, Брейгель XXI века будет писать станковые картины в эпоху, когда спрос на них низок. Сможет ли он так же поразить своим «Зимним пейзажем»? Будет ли почитаться в мире, где ценится новизна, являясь архитрадиционным, похожим на живописцев прошлого?
Если исходить из более реалистичной концепции, что человек с определенным темпераментом и наследственностью, как умеет, адаптируется в постоянно изменяющемся социуме, можно предположить, что сегодня художник с мощным и независимым воображением скорее выбрал бы кино или моду. Да и даже выбрав живопись, не факт, что он прошел бы ту же эволюцию стиля. Для современных ему Нидерландов Брейгель был подчеркнуто архаичен, противоположен тем, кто увлекается маньеризмом. Его клон, возможно, откатил бы настройки своей живописной системы ко второй половине XIX века,
