И все же юриспруденция, великая и ужасная, еще не отпускает его. Гюстав уже строит планы вернуться на второй курс и довести учебу до конца, чтобы получить диплом. Возможно, это было решение семьи.
Что делает доведенный до отчаяния человек? Когда он чувствует себя, словно попавшая в ловушку крыса? Бежит куда глаза глядят, садится на пароход, заболевает, умирает, совершает преступление? Флобер выбирает болезнь. Возможно, это довольно спорная гипотеза, но вполне логичная, в особенности с тех пор, когда было доказано влияние психики на реакции человеческого организма. Флобер в глубине души желает только одного: чтобы его оставили в покое. Он хочет писать. Для достижения этой цели он выбирает весьма нетривиальный способ.
Вот как это произошло. В январе 1844 года в самый канун отъезда в Париж для того, чтобы вновь записаться в университет, Гюстав отправляется вместе со своим братом Ашилем в Довиль, где им предстояло осмотреть земельный участок, на котором их отец собирался построить загородный дом. И вот на обратном пути они едут вдвоем посреди ночи в принадлежащем их семье экипаже. И тут Гюстав внезапно теряет сознание. Впоследствии он будет говорить о «жутком обморочном состоянии». Ему кажется, что его «уносит бурный огненный поток»[62].
Лучше не придумать, как заболеть в присутствии врача, тем более если этим врачом окажется ваш собственный брат, не правда ли? Впрочем, это спорный вопрос. В полном смятении Ашиль везет брата до первой попавшейся на пути крестьянской фермы. Он прибегает к универсальному по тем временам методу оказания скорой помощи — кровопусканию. Предполагается, что это обязательно поможет больному вылечиться, если, конечно, не отправит его на тот свет. Гюстав приходит в сознание. И братья возвращаются в Руан. Отец тут же берется за лечение, поставив сыну диагноз: припадок эпилепсии. Он прибегает к средству, пригодному, возможно, для лечения лошадей, но никак не для человека. В XIX веке врачи не знали ничего другого, как вставлять дренаж в шею больного, чтобы обеспечить отток крови. Затем несчастному прописывались в лошадиной дозе слабительные и строгая диета. Естественно, что Гюстав начал слабеть и таять на глазах.
В том, что касается настоящего недуга, которым страдал Гюстав, нет никакой определенности. Идет ли речь об эпилепсии, как таковой? Был ли это нервный срыв, вызванный слишком большими психологическими нагрузками и умственным напряжением? Или же это был своеобразный отказ продолжить учебу? Припадки у Гюстава время от времени будут повторяться в зависимости от интенсивности эмоций. И все же раньше ничто не предвещало столь внезапного заболевания. Все предыдущие месяцы, несмотря на свое явное «отвращение» к учебе, Гюстав отличался железным здоровьем. Если верить свидетельству Максима Дюкана: для срезавшегося на экзамене студента он был в отличной физической форме и имел щегольской вид. Несомненно, тот факт, что он провалился на экзамене, нанес ему сокрушительный удар. Не будем говорить о том, что Гюстав симулировал свою болезнь. Возможно, что он еще не принял какого-то определенного решения, а его тело ответило за него.
И вот он оказался в Руане. «Ах, здесь можно умереть от скуки! — пишет он Эрнесту Шевалье. — Трубка! Да, ты правильно прочел, моя старушка-трубка. Подумай только — она мне запрещена! Мне, которому она так нравилась! Тому, кто только ее одну и любил! Да и еще холодный грог летом и горячий кофе зимой»[63].
Можно лишь удивляться тому, что поверившие в болезнь Гюстава отец и брат, оба медика, слишком поспешно отправили его обратно в Париж. В апреле он уезжает из Руана, чтобы записаться повторно на факультет права. Его приступы тотчас же возобновляются. Случайно? В любом случае, пришла пора радикально менять образ жизни. В конце января вследствие обострения болезни он снова возвращается в Руан. На этот раз надолго.
Случилось так, что «нервная болезнь» помешала Флоберу продолжить образование. Начало 1844 года отмечено чередой приступов и обмороков. В добавление ко всему Гюстав терпит муки от ожога руки. Его отец, озабоченный тем, что недостаточно пустил ему кровь, по неосторожности проливает на его руку кипяток. У Гюстава на всю жизнь останется след на руке как память об отцовской любви.
Тем не менее отцу надо принять решение о том, как в дальнейшем лечить Гюстава. Его сын больше не сможет вести «нормальный» образ жизни, как раньше. По словам самого писателя, эта болезнь подвела черту под первым периодом его жизни. «Моя активная, полная волнений и эмоций, внезапных потрясений и разнообразных впечатлений жизнь закончилась в 22 года», — пишет он Луизе Коле 31 августа 1846 года.
Доктор Флобер, наконец, смирился с тем, что Гюстав навсегда останется «неудачником». Иными словами, что его сыну придется забыть о карьере адвоката, которую он ему прочил. Ему же надлежит оградить сына от забот о хлебе насущном, тем более что у него была такая возможность.
В 1844 году отец Флобера покупает дом в Круассе в нескольких километрах от Руана, на берегу Сены. Известна даже уплаченная им сумма: 90 тысяч франков, что эквивалентно сегодняшним 400 тысячам евро. Это место было выбрано не случайно: живописное и радующее глаз, как и само жилище будущего писателя, о чем свидетельствовали все, кому посчастливилось побывать в этом доме. Здесь Флобер проведет большую часть своей жизни до самой смерти. Здесь он напишет лучшие романы. Этот дом станет настоящим приютом отшельника, его маленьким райским уголком. Свидетельства современников нам особенно важны, поскольку это место больше не существует в том виде, в каком его знал Флобер. Если в наши дни отправиться в Круассе, то на месте бывшего владения мы не увидим ничего, кроме раскинувшегося у холма обширного сада и небольшого особнячка у дороги, идущей вдоль Сены. Дом писателя был продан его племянницей Каролиной Комманвиль какое-то время спустя после его смерти. Впоследствии его снесли под строительство нефтеперегонного завода. Здание затем было переоборудовано в существующую и по сей день довольно уродливую бумажную фабрику. В особняке разместился небольшой музей, где можно увидеть попугая из «Простой души». Этот попугай — поддельный, что доказал Джулиан Барнс в своем замечательном романе-расследовании «Попугай Флобера»[64].
Кто только из числа знаменитостей не побывал в доме Флобера и не оставил о нем самых восторженных отзывов: Мопассан, Золя, братья де Гонкур, Жорж Санд… Словно экскурсоводы, они проводят нас по этим волшебным местам. Что представляет собой дом писателя? Это прежде всего место, где его посещает вдохновение, где он испытывает сомнения, горит энтузиазмом, впадает в отчаяние, где он трудится в поте лица над очередным литературным шедевром. Здесь он провел 35 лет своей удивительной жизни. В 1880 году Эдмон де Гонкур пишет в «Дневнике»: «Его имение в самом деле великолепно… Широкая Сена с передвигающимися, словно по задней кулисе театральной сцены, мачтами невидимых кораблей. Величественные и мощные деревья с гнущимися под морскими ветрами и принимающими причудливую форму ветвями. Длинная аллея, обсаженная шпалерными деревьями, спускается террасами на юг. Все это входит в сферу обитания писателя. Дом Флобера в XVIII веке принадлежал ордену бенедиктинцев»[65].
