спускается в глубокие распадки, и нет ей конца и края. Редкие селения стоят в самой глуши лесов. Селения эти — как оазисы в пустыне. Только здесь их окружают непроходимые дебри, в которых так же легко потеряться, как в раскаленных песках пустыни. Леса прорезаны быстрыми и чистыми речками, сбегающими по западным и восточным отрогам. Ведь Висим стоит почти на самом водоразделе, и дом Маминых окнами одной стороны выходит в Европу, а другой в Азию. Это все мир детства Мити. Он остается в памяти на всю жизнь.
Осень, которая сменяет короткое уральское лето, приходит рано. Хвойные леса стоят тихие, тускнеют, только наливаются синевой вершины сосен и кедрачей. Зато ярко начинают полыхать на вырубках березы и осины, пламенеть рябинники. Частые туманы белесой дымкой гасят на время это многоцветье, а рассеявшись, сгинув, словно омыв лес, оставляют его еще ярче переливаться от изумрудно-зеленого, малахитового до рубиново-багряного.
Но и осень в этих местах держится недолго, уступая место продолжительной и крутой зиме с крепкими морозами, вьюгами, которые переметают все пути и дороги. Деревья стоят стылые, опушенные густым куржаком, снега засыпают по самые крыши черные домишки Висима. Он кажется в такую пору отрезанным от всего мира.
И горы, горы вокруг. Самая близкая — Пугина гора. За нею островерхой шапкой поднимается Шульпиха, вправо от нее — Седло, еще правее — Осиновая. Дальше идут: Мохнатенькая, Билимбаиха, Три шайтана, Кирюшкин пригорок, Старик-камень, Соловьева гора, Белая гора. Среди них выделяется вершина Голого камня. Если подняться на нее, то можно увидеть Черноисточинск, Висимо-Уткинск и еще множество поселков.
Пришла пора решать будущее сыновей, определять их жизненный путь. Николаю уже шел четырнадцатый год, Дмитрию — двенадцатый.
Каким должно быть их образование?
Только не духовное. В этом родители сходились. Не жить же сыновьям так, как живет сам Наркис Матвеевич. Сыновья должны получить широкое и свободное образование, стать по-настоящему полезными для общества людьми. Бурса дает слишком мало знаний, к тому же многих калечит нравственно и физически.
Значит, гимназия в Екатеринбурге. Потом одно из высших, смотря по наклонностям и способностям, учебных заведений в Москве или Санкт-Петербурге.
Но хватит ли средств на содержание двух сыновей в уездном Екатеринбурге?
Директор екатеринбургской гимназии Крупенин, заезжавший в Висим инспектировать школу, поразившийся высокому уровню знаний учеников, обещал Наркису Матвеевичу, учитывая его заслуги в народном образовании, содействовать в освобождении его детей от платы за обучение в гимназии. Правда, все равно предстояли немалые расходы: квартира, питание, покупка учебников, одежда. Но с этим они как-нибудь справятся. Разве родители не обязаны сделать все возможное для лучшего будущего своих детей?
Николай к этому времени вытянулся, выглядел старше своих лет, у него ломался голос. А Митя часто похварывал. Может, потому и характеры у братьев разные. Николай непоседа, вечно у него какие-нибудь дела в поселке, а Митя тише, спокойнее; чаще, чем брат, сидит за книгами. По характеру он мягче, ближе к родителям.
Лето шло особенно грозовое, с сильными ливневыми дождями, частыми грозами. Вода переполняла речушки, низины стояли затопленные и до самого покоса оставались непроходимыми.
Наркис Матвеевич усиленно готовил сыновей к вступительным экзаменам в гимназию, как вдруг из Екатеринбурга пришло неожиданное сообщение, что Крупенин переведен в другое место. Больше покровителей у Маминых в Екатеринбурге не было. Плата же за обучение по тридцать рублей за каждого была непосильна, почти треть годового дохода семьи.
А тут еще и от духовного начальства поступило решительное возражение против светского образования сыновей священника и предостережение, что в случае смерти кормильца семья будет лишена какой-либо помощи из епархии и права на казенное содержание детей в духовном училище.
Анна Семеновна писала в Нижнюю Салду, куда переехали Поленовы, другу семьи Марии Александровне:
«Наркис Матвеевич последние полгода приготовлял детей в гимназию. Посылал преосвященному просьбу о позволении обучать детей в гимназии. Ответ получен, что этого нельзя позволить, не исключая совсем из духовного звания… Поэтому почти разрушились наши мечты об определении детей в гимназию, и муж мой снова принялся с детьми за брошенные предметы: катехизис, латинский и греческий языки».
Мите запомнился тот день, когда отец усадил его и брата за стол и, прохаживаясь по комнате, кротко сказал:
— Будем готовиться в духовное училище. Иного выхода сейчас не вижу. Вы уже большие, надеюсь, что это понимаете.
Нужно было много лет, много страшного труда, чтобы вытравить все то зло, которое вынесено мной из бурсы, и чтобы взошли те семена, которые были заброшены давным-давно в родной семье.
Д. Н. Мамин-Сибиряк
Осенью 1864 года Наркис Матвеевич повез сыновей из Висима в Екатеринбург держать экзамены в уездное духовное училище — бурсу. С ними и сын дьячка, которого с детства в поселке звали Тимофеичем, — одногодок и друг Николая.
Они отъехали недалеко от дома, у ворот которого толпились провожающие. Отец остановил лошадь.
— Оглянитесь на дом, — сказал он сыновьям. — Вы тут росли. Никогда не забывайте к нему пути.
Прощай, родной Висим!
День выдался ясный, сухой. Скоро Висим скрылся, и потянулась знакомая пустынная в утренний час дорога на Тагил с увала на увал среди лесов, уже тронутых сильными красками осени.
Первая большая Митина дорога. Потом у него будет много и других, вынужденных и горьких, и тех, что он уже сам выберет доброй волей, но от этого не менее горьких. И все-таки ни одна из них не покажется такой длинной, как первая, и такой горькой.
Душевно тяжким оказался неизбежный разрыв с родными местами. Какую-то часть пути Митя замечал только верстовые столбы, уводившие его все дальше от Висима. Вот уже три версты… Вот показалась и пятая… Где он теперь, дом?.. А вот и четырнадцатая верста, где стоит неприметный и обыкновенный столб, обозначающий таинственную границу Европы и Азии… Вот уж сколько проехали! Завтра они будут так далеко, что пешком домой и не вернуться.
Потом его внимание стало отвлекаться. Показался длинный обоз, груженный тагильским чугуном для Висимского завода. Возчики шагали рядом с телегами. Все они поочередно снимали шапки, здороваясь с отцом.
— Далеко наладились, отец Наркис? — спросил один из возчиков, даже придержав лошадь.
— В Екатеринбург… Сыновья в училище поступают.
— Доброе дело. Дай им бог счастья!
Ночевали в Черноисточинске. Утром тронулись дальше и в полдень въехали в Нижний Тагил — престольную столицу Демидовых. Город открылся им сначала Лысой горой, на которой стояла караульная башенка, потом блеснул широкий заводской пруд, за ним по другому берегу тянулся густой господский
