Группа крестьян, человек 20-25 с лопатами, рылась на месте бывших окопов в поисках, может быть, зарытого здесь имущества.
За Малым Сапановчиком по дороге, ведущей к селению Каменная Верба, встречались сооружения, устроенные австрийцами за период зимней стоянки. Узкоколейные дороги, гати, огороды с посевами различных овощей - все свидетельствовало о большой внимательности австрийцев к своему тылу.
К удивлению, я совершенно не замечал варварского отношения к местным природным ценностям. Простояв больше полугода на позиции Иквы, австрийцы, очевидно, были настолько уверены в прочности своего положения, что не производили сколько-нибудь бросающегося в глаза разрушения. Скорее можно заметить большую хозяйственную работу, какую ведет добрый хозяин в своем имении.
В сумерки въехал в Каменную Вербу, большое селение, насчитывающее свыше тысячи крестьянских домов, утопавшее в зелени, то есть фруктовых садах. Жителей в селении достаточно. Правда, не видно взрослых мужчин.
Выехав на большую площадь, на которой расположена церковь и школа, я остановился навести справку о дальнейшем маршруте. На мое счастье, показалась повозка, в которой сидел поручик Попов. Обрадованный встречей, я соскочил со своего скакуна и к поручику с вопросом: как проехать к полку?
- Штаб полка отсюда километрах в восьми-десяти, - сказал Попов. Около него все роты, чтобы завтра с рассветом двинуться к Радзивиллову. Я только сейчас оттуда, еду в обоз, чтобы передохнуть от боев и полученной контузии. А ты откуда?
- А я из обоза, вызван в штаб полка для назначения на новую должность. Догоняю полк.
- Далеко ли до обоза?
- Я его оставил за Рижскими казармами с Ханчевым, который прибыл туда на отдых.
- Боюсь, не смогу проехать этих десяти километров. Уже темнеет. Давай остановимся здесь, заночуем.
- Мне не особенно удобно, - возразил я. - Телефонировал Моросанов, чтобы я как можно скорее прибыл в штаб полка.
- Эка важность! Я говорю, штаб полка остановился на ночлег в деревне Торжинской и лишь завтра с рассветом пойдет к Радзивиллову. Ты можешь переночевать здесь, а с рассветом выехать и догнать полк.
Я согласился.
Вошли в ближайшую хату, показавшуюся нам наиболее приличной. Хозяйка любезно предложила нам занять чистую горницу. Пока я расспрашивал Попова о бое, в котором он принимал участие, молодая крестьянка внесла большой горшок с кипяченой водой, так называемую баняку. Мы заварили чай.
- Ты помнишь, Николай Алексеевич, - обратился я к Попову, - за время стоянки в Сапанове нам все время твердили, что австрийцы чрезвычайно скверно относятся к пленным и к мирному населению и что в местах, занимаемых австрийскими и немецкими войсками, не остается ни одной женщины, ими не изнасилованной.
- Помню.
- А ты не спрашивал, действительно это так или все это было вранье?
- Не спрашивал я, да и некогда было спрашивать. С двадцать второго мая и до сих пор я не имел возможности по-человечески не только поесть, но и поспать.
- Давай сейчас спросим.
Я вышел в другую половину хаты. Там три молодых крестьянки-украинки стряпали ужин из картофеля и молока.
- Можно кого-нибудь попросить зайти к нам в горницу? Одна из женщин, высокая, стройная, лет двадцати шести, с приятным открытым лицом, ответила:
- Зараз буду.
Я вернулся в горницу. Минут через пять она вошла. За подол держался мальчонка, видно сынишка, лет шести.
- Садитесь, - обратился к ней Попов. - Не хотите ли кружку чая?
- Спасибо, барин, я пойду сейчас ужинать.
- Мы хотели вас спросить, - продолжал Попов, - правда ли, что австрийцы плохо с вами обращались?
- Конечно правда. Чего же ждать от них хорошего. Коняку забрали, быдло одно забрали, жита половину забрали. Дида с повозкой увели уже месяца два как, а и сейчас нет...
- Так плохо, значит, жилось?
- Плохо, барин. Дюже плохо, а ниц не зробишь - война.
- Ведь коняку, быдло, жито и русские берут, - заметил я.
- То верно, но то свои бы брали, а то австрияки.
- Ждали вы, что русские придут? - снова начал спрашивать Попов.
- О... нет, не ждали. Все говорили, что русским капут, больше не придут, а когда мы увидели, что австрийцы утекают, то нам стало ясно, что они брехали.
- Что же, рады вы русским?
- Как же не радоваться, мой мужик в армии, авось придет, если жив еще.
- А скажите, - обратился я к ней, - австрийцы с женщинами плохо обращались?
- Как плохо? - не поняла она.
- Да так, что лапали вас, заставляли с собой ночевать.
- Ой, что вы, барин, разве ж это можно?!
- А вот мы слышали, что там, где австрийцы появляются, они сейчас же девиц и жинок гонят в баню, а потом к себе спать тащат.
- Э, нет, у нас такого не бывало.
- Может быть, в других местах было?
- Не знаю, как в других местах, а у нас очень обходительные стояли. Если какая жинка сама захочет, то ей ничего не поделаешь, а чтоб силой тащить, так этого не было.
- А много было таких жинок, которые сами хотели?
- Какое много? Разве непутевая какая... У нас на селе одна Зоська этим занимается, так у нее всегда было полно и офицеров и солдат, а к другим ни-ни... - И она энергично замотала головой. - Австрияки плохие, хуже наших, особенно мадьяры, с ними не поговоришь, от них ничего не поймешь, но когда наступала весна и надо было жито сеять, они своих коней давали на посев, а у кого своего жита не было на обсеменение, то и жито давали.
- Ну, спасибо вам за рассказ, идите себе ужинать.
- Ну, что? - обратился я к Попову. - Значит, брехали в наших газетах, что австрийцы и немцы баб насилуют?
- Черт их знает, может быть, и брехали, да и нельзя не брехать война, а во время войны надо разжигать инстинкты. Как заставить солдата идти в наступление, если не говорить, что неприятель надругался над верой, над женами и детьми? По совести говоря, у нас в тылу, пожалуй, больше безобразий творится, чем тут. Все-таки австрийцы и немцы куда культурнее русского воинства.
Утро свежее, ранние весенние заморозки. Неприятно щекочет не пробудившееся ото сна тело. Проехав рысью километра четыре, я отпустил поводья, предоставив скакуну двигаться шагом, по его усмотрению. Проехав еще около часа, очутился на мало заезженной тропинке, пролегавшей среди леса.
Задумался, потерял ощущение времени.
Солнце уже высоко. Странно, что до сих пор я не только не догнал полк, но даже не встретил никаких признаков нахождения здесь русских войск.
Достав из сумки карту, установил, что я отвлекся от пути вправо километра на четыре. Взял вперед, к дороге. Отъехав метров двести, заметил на правой опушке леса нескольких всадников и направился было к ним, но тут же понял, что это не русские, а австрийцы. Они остановились и тоже смотрели в мою сторону.
