если бы не увлеклась течением, которое назвали «сионизм». Чем больше евреев захватывало это течение, тем больше Маня им увлекалась.
Новое увлечение не повлияло ни на деятельность ЕНРП, ни на отношение Мани к Зубатову. В 1901 году она написала Зубатову из Гродно:
«Сижу теперь в гостинице, час ночи, и мне страшно хочется поделиться с вами всем тем, что я узнала и передумала за это время. Я буду говорить с вами много и серьезно. Применяя каждый день на практике вашу теорию, я пришла к заключению, что вы правы, мой хороший друг, но далеко не совсем (…) Что касается еврейского движения, то оно очень скоро примет чисто экономическое направление, явно отвергая какую бы то ни было революцию. Причина этому — новое сильное движение, именуемое сионизмом. Это движение, как вы скоро увидите, настолько важно по своим последствиям для России, что вам нужно с ним познакомиться. Я пришлю вам скоро несколько книжек по этому вопросу. Пока прочитайте из энциклопедического словаря объяснение слова „сионизм“ (уже имеется эта буква)» [772].
Далее Маня описала на нескольких страницах историю и теорию сионизма и, ссылаясь на книжку минского социал-демократа Сыркина [773], объяснила, что политикой еврейских рабочих должен стать сионизм, который стремится вернуть евреям родину, а не призывает их участвовать в политической борьбе России. Не преминула Маня и заметить, что БУНДу приходится теперь бороться на два фронта: против «зубатовщины» и против сионизма.
Зубатов был потрясен. Ему-то казалось, что он знает самые потаенные мысли тех, за кем следит столько лет — и на тебе! Он полагал, что у евреев есть всего два направления: либо революция, либо культурно-экономическая борьба, и та и другая — в пределах России. И вдруг — сионизм! Несколько раз перечитав Манино письмо и сделав в нем пометки синим карандашом, он провел ночь за книгами и словарями, запросил у агентов сионистские публикации в нелегальной печати и в легальной прессе последнего времени, перерыл свою библиотеку и наутро сел писать донесение начальству в Департамент полиции.
«Получил и пересылаю вам в подлиннике письмо М., полное высокого интереса, прося по миновании надобности вернуть его мне (…) Самое характерное: расставшись (…) с интеллигентским предрассудком о непримиримой ненависти самодержавия к рабочим, вступив в рабочем деле на легальную почву и видя, что демократизм (…) „жиду“ ничего не дает, мои приятели бросили политику и увенчали свою легальную работу национальным идеалом. Это ли не выигрыш для нас (…) В еврействе происходит такое великое внутреннее брожение (для нас не только безвредное, но, по обстоятельствам времени, и выгодное), что излишним вмешательством мы можем только помешать этому процессу и помочь тем самым революционерам, что, конечно, вовсе не входит в наши планы (…) Надо сионизм поддержать и вообще сыграть на националистических стремлениях. Ближайшим тому средством — разрешение жаргонной литературы как крайне льстящее национальному самолюбию…» [774].
Зубатов понял, какие выгоды для своей карьеры он может извлечь из сионизма. Его начальство хочет прекратить участие евреев в революции, новый министр Плеве хочет вообще избавиться от евреев, но нельзя же принимать всерьез дурацкий план Победоносцева уморить голодом треть русских евреев, вторую — крестить и последнюю — заставить эмигрировать. А он, Зубатов, поддержав сионизм, направленный на эмиграцию из Российской империи всех евреев сразу, осуществит желание своего министра. Кроме того, такая масса российских подданных в Палестине создаст настоящий русский форпост на Ближнем Востоке, и опять-таки он, Зубатов, внедрит в эту массу своих агентов. Тут-то он и наладит по-настоящему шпионаж против турок! Вот, какие перспективы открывает перед ним этот их сионизм! Откинувшись в кресле, Зубатов зажмурился и, не замечая, что говорит вслух, медленно повторил: «Настоящий русский форпост на Ближнем Востоке!»
А Маня пророчила сионизму другие последствия.
«Возвращаясь к сионизму, я пророчу следующее: пройдет еще немного времени, и еврейский БУНД примет чисто рабочее движение, нарисовав на своем знамени — сионизм. И тогда, конечно, все будут говорить, что „жиды даже в революции гешефтмахеры“ [775] (…) Но чего бы там ни говорили, а последствия этого громадны и серьезны. Крепко, крепко жму вашу руку, привет вам, искренний, дружеский привет» [776], — написала она Зубатову.
Маня начала энергичную деятельность в сионистских кружках. Зубатов оказывал ей всяческую помощь. В частности, в создании читальни с соответствующей литературой — как легальной, так и нелегальной.
«Чтобы создать противодействие революционерам, я посоветовал поднять агитацию среди сионистов…» [777] — написал Зубатов в Департамент полиции новому министру внутренних дел Плеве докладную записку о сионизме, в которой особо подчеркнул, что благодаря сионизму как раз и осуществится желание господина министра избавить Россию от евреев.
Плеве высоко оценил старания Зубатова.
Окрыленный своими успехами, Зубатов решил уговорить Плеве дать аудиенцию Марии Вильбушевич. Она блестяще проявила себя на поприще создания легальных рабочих союзов, первая обратила внимание на пользу сионизма для России, она первая…
— О чем мне говорить с этой жидовкой? — нахмурился Плеве.
— Она хорошо знает настроения среди евреев и сможет подробно ответить на все вопросы вашего превосходительства. Ваше превосходительство сможет составить себе полное представление о моем лучшем секретном агенте и…
— А вы-то чего от меня хотите? — перебил его Плеве.
— Полагаю крайне желательным дать сионистам разрешение на съезд, где они могли бы открыто обсудить свои планы.
— То есть как это открыто?
— Под нашим неусыпным наблюдением, разумеется. Ваше превосходительство будет знать о каждом слове, сказанном на съезде. Очень важно, чтобы сионисты приняли нужную нам программу и призвали евреев покинуть Россию.
Плеве посмотрел на Зубатова, тот не отвел взгляда, а Плеве подумал: «Если мы избавимся от жидов, это будет моей заслугой. Государь меня приблизит».
— Хорошо, — сказал он. — Я приму эту вашу, как бишь ее…
— Мария Вильбушевич, ваше превосходительство.
— Договоритесь с моим секретарем.
— Я никогда не сомневался в мудрости и прозорливости вашего превосходительства.
— Хорошо, хорошо. Кстати, я внимательно прочитал вашу докладную. Весьма серьезно и убедительно изложено. Возможно, я доложу Государю.
* * *
Счастливый Зубатов телеграфировал Мане, чтобы она срочно выехала в Петербург.
— Я объяснил важность сионизма моему начальству и новому министру, — начал он, едва поздоровавшись с Маней.
Маня давно не видела Зубатова в таком возбужденном состоянии.
— Плеве? — спросила она.
— Ему.
— Говорят, он евреев недолюбливает.
— Возможно, поэтому он и решил, что лучше от них избавиться. Он вполне согласен с вами, что сионистское движение отвлечет евреев от революционной деятельности. Но я хочу, чтобы Плеве поговорил с вами лично.
— Да разве он станет со мной говорить?
— Я уже
