На следующий день работа трибунала возобновилась. Фукье-Тенвиль набросал картину нравов развращенного двора, а затем судьи продолжили опрашивать свидетелей. К шести часам вечера опрос завершился, и слово предоставили защитникам. Речей их не сохранилось, осталась только пометка секретаря, указавшего, что в течение двух часов Шово-Лагард отвел от королевы все обвинения в сговоре с иностранными державами. Следом за ним Тронсон-Дюкудрэ отмел обвинения в сношении с врагами внутренними. Разъяренный Фукье-Тенвиль приказал арестовать обоих защитников прямо в зале суда. Снова зачитали обвинительный акт, а председатель Эрман заявил, что «природа и разум, столь долго подвергавшиеся оскорблениям, теперь удовлетворены: равенство восторжествовало! <…> Антуанетту обвиняет французский народ. Все политические события, случившиеся за последние пять лет, свидетельствуют против нее». После недолгого совещания присяжные согласились со всеми пунктами обвинения и с требованием обвинителя «приговорить вышеозначенную Марию Антуанетту Лотарингскую эрцгерцогиню Австрийскую, вдову Луи Капета к смертной казни». Это произошло 16 декабря 1793 года в четыре часа десять минут. Как вспоминал Шово-Лагард, королева спокойно выслушала приговор, не выказав ни малейшего признака страха, негодования или слабости. «Приговор сразил ее. Спустившись по ступенькам, без единого слова и жеста она пересекла зал, словно ничего не видела и не слышала; но, проходя мимо зрителей, гордо подняла голову».
В ожидании часа казни Марию Антуанетту поместили в зал, куда за узниками обычно приходил палач. Попросив у привратника перо, чернила и бумагу, она написала письмо Елизавете: «Вам, сестра моя, пишу я в последний раз. Только что меня приговорили к смерти, но не постыдной: она позорит только преступников, меня же она соединит с вашим братом; невиновная, как и он, я надеюсь выказать такую же твердость, какую выказал он в последние минуты своей жизни. Я спокойна, и совести моей не в чем меня упрекнуть; я лишь сожалею, что мне придется покинуть своих несчастных детей; вы знаете, что я жила только для них; а вы, моя добрая и нежная сестра, вы, всем пожертвовавшая, чтобы остаться с нами, в каком положении я оставляю вас! Из защитительной речи на суде я узнала, что мою дочь разлучили с вами. Увы! Бедный ребенок, я не решаюсь писать ей, она вряд ли получит мое письмо; я даже не знаю, дойдет ли это письмо до вас. Передайте им обоим мое благословение. <…>
Пусть сын мой никогда не забывает последних слов своего отца, которые я повторяю специально для него: пусть он никогда не пытается отомстить за нашу смерть. Я должна написать вам о вещах, прискорбных для моего сердца. Я знаю, сколько горя причинил вам этот ребенок; простите его, дорогая сестра, подумайте о его возрасте и как легко ребенку внушить то, что хочешь и чего он не понимает. <…> Я умираю в католической вере, апостолической и римской, в вере моих отцов, в которой была воспитана и которую всегда исповедовала. <…>
У меня были друзья; мысль, что я расстаюсь с ними навсегда, и их несчастья заставляют меня горько сожалеть, и я уношу эти сожаления с собой в могилу. Пусть они хотя бы знают, что я думала о них до последней минуты своей жизни. Прощайте, моя добрая и нежная сестра, и да попадет это письмо к вам! Не забывайте меня. Обнимаю вас от всего сердца, так же как и моих бедных дорогих детей. Боже! Как больно расставаться с ними навеки! Прощайте! Прощайте!»
Предчувствия Марию Антуанетту не обманули: Елизавета не получила письма. Привратник вручил его Фукье-Тенвилю, а тот положил к своим многочисленным бумагам. На свет оно появилось только в 1816 году, поэтому некоторые полагают его подделкой. 21 флореаля II года республики по революционному календарю (10 мая 1794 года), в разгар террора, Мадам Елизавета, сестра короля Людовика XVI, вместе с еще двадцатью пятью «подозрительными» была отправлена на гильотину. Пережить революцию удалось только Мадам Руаяль:
19 декабря 1795 года ее обменяли на французских пленных при условии, что она покинет страну. В 1799 году в Митавском замке она сочеталась браком с герцогом Ангулемским; брак был бездетным; в 1814 году, после Реставрации, она вернулась во Францию, которую после победы Июльской революции 1830 года ей снова пришлось покинуть, скончалась Мария Тереза 19 октября 1851 года в Фросдорфе (Австрия).
К кому из друзей обращала свои мысли Мария Антуанетта, не имея возможности написать им? Скорее всего, к подруге Полиньяк и верному другу и возлюбленному Ферзену. Полиньяк ненадолго пережила королеву: она скончалась 9 декабря 1793 года в Вене от тяжелой болезни, усугубившейся печальными известиями из Парижа. Ферзену, раз уже пережившему потерю возлюбленной, предстояло пережить ее снова, хотя, по его словам, «у него больше не осталось сил для чувств».
20 октября до него дошло известие о казни Марии Антуанетты, а 24-го он записал в своем дневнике: «Ее образ, ее страдания, ее смерть и мое чувство к ней — это все, что мне осталось… ничто иное меня более не волнует. О Господи! Почему такая утрата? <…> Как же я корю себя за свои заблуждения относительно нее, теперь я знаю, как сильно я ее любил!» С болью в душе пишет он о том, что «она могла усомниться в нем, в его привязанности», о том, что в последние минуты она была одна, что некому было сказать ей слова утешения: «Нет, мое сердце не успокоится, пока она не будет отомщена! Боже, неужели в справедливости своей ты допустишь, чтобы эти негодяи остались неотомщенными? Дайте же мне обрести утешение хотя бы в том, что она отомщена!» Необычный взрыв чувств, особенно для человека, которого со всех сторон характеризовали как сдержанного и немногословного. Последние годы, исполненные страхов, надежд и ожиданий, а главное, неопределенности, доставили педантичному (судя по тщательно организованной корреспонденции и аккуратным записям в дневниках) Ферзену много мук и страданий, и теперь, когда он пережил смерть Марии Антуанетты, он вместе с болью ощутил горькое облегчение. «Не волнуйтесь, — писал он Софи, — сердце мое разрывается от горя, но за последние четыре года я научился страдать, я выдержу…» Ферзен трагически погиб 20 июня 1810 года, растерзанный озверелой толпой, заподозрившей его в отравлении наследника шведского престола. В смерти он сравнялся с Марией Антуанеттой.
* * *
Когда начало светать, к королеве пришла Розали Ламорльер; увидев, что королева в черном платье без сил лежит на кровати, она уговорила ее проглотить немного бульона, а потом помогла переодеться в белое платье: королева хотела встретить свой последний час в белом. Когда Розали попыталась отгородить для королевы угол, где та смогла бы спокойно привести себя в порядок, жандарм, неотлучно находившийся в камере, подошел к ним совсем близко. «Во имя чести, сударь, позвольте мне переодеться без свидетелей», — попросила его королева. «Я не могу на это согласиться, — грубо ответил жандарм, — мне приказано следить за каждым вашим движением». Тяжело вздохнув, королева быстро переоделась, повязала на груди тонкую косынку и, скатав окровавленное тряпье, засунула его за отклеившиеся от стены обои. Потом надела простой батистовый чепчик с оборкой и перевязала его черной траурной лентой. На этом воспоминания Розали заканчиваются: «Я ушла, не осмелившись ни попрощаться, ни поклониться ей, боясь скомпрометировать ее или огорчить».
