А как велика была его вера! он был искренно и истинно религиозен. Государь нечасто ходил в церковь и не любил длинных служб, но когда присутствовал при богослужении, то был глубоко проникнут им. А когда он приобщался, Боже мой, что это была за минута! Без слез нельзя было видеть глубокое чувство, которое его проникало всего в это время; стоило для себя лично смотреть на него, когда он принимал Святыя Таинства, — так потрясала его глубокая, истинная вера!
Накануне, перед исповедью, после вечерни, государь обыкновенно выходил из внутренних комнат в залу, где все приближенные, говеющие с их величествами, были собраны. Государь подходил к каждому, целовал его и просил прощения. Но как он это делал?!.. серьезно, искренно, сердечно! Так и хотелось ему упасть в ноги и разрыдаться.
Когда их величества говели, то все службы, исключая обеден, конечно, совершались их духовником, протопресвитером Василием Борисовичем Бажановым, на половине ее величества, в малахитном зале, потому что император Николай Павлович никогда не входил в церковь, из почтения к этому святому месту, не одетый в мундир, а тут он присутствовал при службах по-домашнему, в сюртуке без эполет[71]. В Великий пост служба была всегда на первой и на последней неделях, если даже государь, императрица и семейство не говели (они обыкновенно говели на первой или на Страстной неделе), то все-таки не пропускали ни одной службы. А в другое время года государь бывал у обедни только по воскресеньям, большим праздникам и царским дням. Обедня не должна была продолжаться более часа времени. Перед обедней государь сам назначал пение, которое желал, чтобы исполняли. В молодости он сам часто пел, становясь на клиросе с певчими; у него был звучный баритон. Великие княжны тоже пели у обедни, а Александра Николаевна, покровительствовавшая маленьким певчим, имела их малиновый кафтан. Этот костюм хранится в придворной певческой капелле, в витрине, стоящей в концертном зале. Во дни восшествия на престол — 20 ноября, и коронации своей — 22 августа, их величества никогда не выходили к богослужению, проводя эти дни спокойно у себя. 14 декабря, в течение всего царствования императора Николая I, служился благодарственный молебен в память укрощения мятежа, а в конце молебна провозглашалась вечная память павшим во время мятежа 1825 года; их величества присутствовали всегда на этой в высшей степени трогательной службе в малой церкви Зимнего дворца со всей своей свитой, и, сверх того, приглашались в этот день все, принимавшие участие в защите царя и престола. Конечно, мой отец всегда был зван на этот молебен.
Государь очень строго следил за стоянием своих детей в церкви; малолетние были все выровнены перед ним и не смели шевелиться, он во всем и во всех любил выдержку.
Никто из детей императора Николая I не наследовал решительного характера и силы воли отца. Они все напоминают его некоторыми хорошими чертами, нравственными, как и физическими, но все целое ни один не получил, исключая второй дочери государя, Ольги Николаевны, ныне (1888 год) королевы Виртембергской. Она больше всех походит на отца и наружностью, имея его правильные черты лица, и силой воли, и стойким характером, что она доказала всей своей жизнью. Притом она унаследовала женственность и ангельскую нежность своей матери, так что она собой изображает редкое, чудное во всех отношениях, исключительное явление.
Во время молодости императора Николая Павловича и императрицы Александры Федоровны двор была очень оживлен. Они оба были весьма общительного и веселого нрава, да притом считали своим долгом много принимать, развлекать общество, часто показываться публике: в театрах, концертах и т. п., показываться народу на народных гуляньях и проч.; словом, вели жизнь со всеми и для всех. Вся обстановка их была царская, величественная; они понимали, что престиж необходим в их высоком положении.
Большие балы и обеды давались очень часто в течение всего года во дворце. Два раза в год: 1 января и 1 июля — давались огромные народные балы, так называемые «маскарады»; это название сохранилось еще с прежних времен; «мушкарады» были очень в ходу, как известно, во время царствования Петра Великого и его высоких преемников. Маскарады же времени, описываемого мною, давались зимой в больших залах Зимнего дворца, открывавшихся для всей публики без исключения, а летом в большом Петергофском дворце. 1 июля, в день рождения императрицы, была всякий год громадная иллюминация по всему Петергофскому саду. Тысячи людей стекались со всех окрестностей Петербурга на этот так называемый Петергофский праздник. Весь сад представлял нечто весьма оригинальное, несколько дней до и несколько дней после этого праздника. Публика и народ располагались бивуаком по всему саду; тут были палатки, навесы, столы, стулья, скамейки, койки, самовары, всякая посуда и проч. и проч. Государь и государыня всегда объезжали этот импровизированный лагерь; останавливались, разговаривая с народом и публикой. Тут был восторг и умиление и подавания прошений, и чего, чего тут не было!.. Однако не существовало в то счастливое время мысли о возможном покушении на жизнь священной особы русского царя! Он и его подданные составляли одну, тесно связанную семью.
В высокоторжественный же день 1 июля, после большого выхода их величеств к обедни, поздравлений, церковного парада перед дворцом Кавалергардского ее императорского величества полка, большого обеденного стола, когда зажигалась иллюминация, вся императорская фамилия, сопровождаемая двором, во всем блеске туалетов, мундиров и ливрей, выезжала церемониальным цугом в блестящих экипажах и линейках для прогулки по иллюминации. Ехали шагом, между шпалерами узко сдвинувшейся толпы, дававшей место только для проезда императорского цуга, потом смыкавшейся и следовавшей за ним, насколько это было возможно (никакой полиции и стеснений не полагалось — государь был уверен в своем преданном народе).
Перед главной террасой дворца, за Самсоном, горел миллионами шкаликов щит, с вензелем виновницы торжества, матушки-царицы. Зрелище было действительно великолепное. По возвращении царского объезда начинался «маскарад» в залах дворца. Императорская фамилия вся проходила полонезами по всем залам между своими многочисленными гостями.
Второго июля допускался народ и публика в Александрию — всегдашнее пребывание их величеств летом, куда никто не допускался во время царского присутствия, кроме приближенных и приглашенных специально лиц. Но в этот день скромное, интимное жилище царя отдавалось вполне посещению всех. Было опять царское катание при звуках музыки, так как хоры военных музыкантов были расположены по саду. Потом царская фамилия кушала чай на украшенном гирляндами из васильков балконе, окруженная толпой. Васильки были одними из любимых цветков императрицы Александры Федоровны, и ко дню ее рождения васильками старались все украшать.