- Я тоже очень надеюсь на вас, батенька мой. Но вам придется в своих решениях столкнуться, пожалуй, с самым умным и хитрым полководцем Германии. Генерал-фельдмаршал фон Лееб весьма образован, опытен и жесток... Армиями управляет искусно. Так что больше вдумывайтесь в то, что Лееб будет считать невозможным и немыслимым для сил вашего фронта, и старайтесь делать именно это - наперекор его предвидениям. И не спешите с решительными шагами, пока не создадите явного преимущества в силах хотя бы на одном-двух направлениях... И все-таки, - голос маршала стал еще глуше и болезненнее, мы должны держать в уме, как спасти армию, если обстановка станет для нас неуправляемой.
Слова начальника Генерального штаба отдавались в сердце Жукова холодной тревогой, хотя в них содержались известные ему истины. Применительно к сегодняшнему Ленинграду эти истины приобретали устрашающую значимость, заставляли думать о непредвиденных необходимостях, с которыми придется там столкнуться, и властно звали навстречу смертельным опасностям. В этом - был Жуков...
Время торопило, и он сказал:
- Борис Михайлович, улетаю я завтра утром и хотел бы посидеть ночь над картами и самой важной документацией. Надо взвесить наши возможности, уяснить степень обеспеченности фронта хотя бы самым необходимым.
- Генерал-лейтенант Хозин все для вас приготовил, батенька мой, успокоительно сказал Шапошников. - Он у нас в Генштабе возглавляет ленинградское направление. И впредь будет нашим с вами постоянным связующим звеном.
Последняя фраза несколько смутила Георгия Константиновича, ибо он намерился взять с собой в Ленинград именно генерала Хозина, с которым хорошо был знаком еще со времен гражданской войны; а главное - Михаил Семенович Хозин в 1938 году командовал Ленинградским военным округом и хорошо знает тамошний театр военных действий.
- Борис Михайлович, вы не будете возражать, если Хозин улетит со мной? - с чувством виноватости спросил Жуков. - Мне товарищ Сталин разрешил взять нескольких генералов - кто мне нужен. Хотя бы трех человек.
- Понимаю. - После короткого раздумья Шапошников горестно вздохнул. Хозин действительно может оказаться для вас достойной опорой... Надо думать, кем заменить его здесь... Кого же еще возьмете с собой?
- Где сейчас генерал Чумаков?
- Федор Ксенофонтович Чумаков? - с приязненностью в голосе спросил Шапошников.
- Да, генерал танковых войск.
- Чумаков выполняет на Западном фронте важное задание Государственного Комитета Обороны!
- Если не секрет - какое?
- Надо, батенька мой, уточнять некоторые пункты наших уставов Боевого и Полевого. Это особенно касается построения боевых порядков во время наступления, обеспечения подразделений и частей огневыми средствами, организации огня... Война заставляет нас многое пересмотреть и переосмыслить в ведении боевых действий.
- Борис Михайлович, я прошу извинить меня. - Жукова мучило чувство неловкости, но он не мог не сказать о том, что ему подумалось. - Когда решается вопрос: кто кого? - не время заниматься уставами. Внесите в них поправки директивными указаниями... Так будет проще и быстрее. А уставы ведь подлежат анализу и обсуждениям.
- Позвольте мне с вами не согласиться, дорогой Георгий Константинович, хотя вы правы насчет необходимости директив. - Маршал грустно посмотрел на Жукова из-за своего массивного стола и продолжил: - Боевой устав, например, должен быть при каждом командире подразделения постоянно - как его совесть... Впрочем, мы отвлеклись, но вы навели меня на мысль - отозвать генерала Чумакова с фронта, если только это удастся, и назначить его в Генштаб вместо Хозина... А кого еще возьмете с собой в Ленинград?
- Генерал-майора Федюнинского... Иван Иванович на Халхин-Голе командовал у меня мотострелковым полком. Надежный, хорошо оперативно мыслящий мужик.
- Быть по-вашему, батенька мой. Но никого больше не дам. Нельзя совсем ослаблять Генеральный штаб.
2
На второй день утром, это было 10 сентября, самолет ЛИ-2 поднялся с Центрального аэродрома в небо, покрытое низкой, густой облачностью. В салоне в креслах сидели генерал армии Жуков, его одногодок сорокапятилетний генерал-лейтенант Хозин и генерал-майор Федюнинский, которому два месяца назад исполнился сорок один год. Казалось, возраст у всех троих не столь уж большой, но у каждого за спиной много трудных дорог, связанных с первой мировой и гражданской войнами, а у Жукова и Федюнинского - еще бои с японцами на Халхин-Голе... И все становление Красной Армии на их плечах.
На середине салона возвышалась привинченная к полу трехступенчатая стремянка с легким вращающимся одноногим стульчиком, на котором умостился воздушный стрелок, нырнув по грудь в прозрачный, врезанный в потолок явно не в заводских условиях колпак, тоже вращающийся, с вмонтированным в него пулеметом на турели - для кругового обстрела. Заметив, что у стрелка кирзовые сапоги начищены до хромового блеска, Жуков улыбнулся, представив себе, сколько времени потратил на это их обладатель. И подумал о том, что погода пока благоприятствует полету. Затем переметнулся мыслью в Ленинград, стараясь предугадать, как все там сложится. Подумал о том, как он, Жуков, начнет решать поставленную перед ним немыслимо тяжкую задачу и с некоторой долей иронии вспомнил читанное в трудах военных классиков - кажется, у фон Шлиффена - о том, что не македонская фаланга, а фаланга Александра Македонского разбивает персов на Гранике; не римские легионы, а легионы Цезаря переходят через Рубикон; драгуны Оливера Кромвеля побеждают при Нейзби... Верно, Шлиффен об этом писал, имея в виду огромное значение личности полководца, который возглавляет войско. И спросил сам у себя: а чего же достигнешь ты, товарищ Жуков, как личность, возглавив Ленинградский фронт? Хватит ли у тебя ума, решительности, энергии и еще чего-то необъяснимого, чтоб организовать и наэлектризовать все имеющиеся там силы для перелома хода борьбы? Сумеешь ли соединить в себе смелость с осторожностью? Удастся ли тебе навязать немцам оборонительно-наступательное сражение, которое способно принести нам успех?.. Много вставало вопросов, тонувших в полумраке неизвестности.
Опять вернулся мыслью к графу Альфреду фон Шлиффену, генерал-фельдмаршалу, известному идеологу германского империализма, перед которым преклоняются нынешние гитлеровские генералы и офицеры. У умного, пусть и враждебного нам по идеологии и оперативно-стратегическим концепциям противника тоже ведь надо учиться.
Мысленно связал последующие суждения Шлиффена с тем не простым положением, в котором оказался Сталин как Верховный Главнокомандующий Советскими Вооруженными Силами.
