трогательной лаской спрашивал:
– Ты как думаешь, Соня, это стихотворение сюда лучше?
А потом сразу серчал:
– Что же ты переписала? Где же то-то, помнишь, недавно-то я написал? Ах, ты!..
И так мешались грубость и ласка.
– Соня, почему ты тут написала четырнадцатый год, а надо тринадцатый?
– Ты так сказал.
– Ах, ты всё перепутала! А вот тут надо десятый. Это одно из моих ранних… Нет! Не-е-т! – Есенин задумывался. – Нет, ты права! Да, да, тут правильно».
Память иногда подводила Сергея Александровича. Пришлось записаться в Румянцевскую библиотеку и проверять даты изданий отдельных стихотворений по старым газетам и журналам. К этой работе был привлечён и двоюродный брат поэта Илья.
…В октябре Есенин увлёкся созданием коротких стихотворений. Первыми были написаны «Голубая кофта. Синие глаза…» и «Слышишь – мчатся сани…».
Оба стихотворения родились в знаменательный день – 3 октября поэту исполнилось 30 лет. Утром он встал пораньше и, пока спала жена, помчался к А.Л. Миклашевской, которую не видел более года. Вручив удивлённой женщине корзину хризантем, тут же откланялся:
– Простите за шум.
В первом из названных стихотворений есть строчки, связанные с этим визитом: «Никакой я правды милой не сказал…» Ещё в Баку Есенин написал последнее стихотворение, посвящённое Августе Леонидовне, но при встрече умолчал, не хотел ворошить прошлое (хотя своим внезапным появлением напомнил о нём), которое отнюдь не кануло в Лету: «У меня на сердце без тебя метель…»
В ночь с 4 на 5 октября Сергей Александрович продиктовал жене семь шести– и восьмистрочных стихотворений. Каждое из них – воспоминание о былом и сожаление о потерянной молодости:
Снежная замять крутит бойко,
По полю мчится чужая тройка.
Мчится на тройке чужая младость.
Где моё счастье? Где моя радость?
Всё укатилось под вихрем бойким
Вот на такой же бешеной тройке.
Впрочем, и настоящий день не радовал поэта. Думаем, нелегко было Софье Андреевне записывать это:
Не криви улыбку, руки теребя,
Я люблю другую, только не тебя.
Ты сама ведь знаешь, знаешь хорошо –
Не тебя я вижу, не к тебе пришёл.
Проходил я мимо, сердцу всё равно –
Просто захотелось заглянуть в окно.
«Как такое можно диктовать женщине, с которой живёшь?» – спросит иной читатель. Согласны, это крайняя форма эгоизма. Главное – выразить себя, а как это воспримет человек, к которому относится это лирическое откровение, – вопрос второстепенный; поэта, витающего в эмпиреях, он не касается. Своим отношением к близким ему людям Есенин почти всех отринул от себя. В итоге он оказался в тесном кольце собутыльников, которые, лицемерно восхищаясь божественным даром поэта, вели его к гибели.
Мать Софьи Андреевны писала подруге о зяте:
«Сейчас мне одна знакомая рассказала, что Соню обвиняют, что она не создала ему “уюта”. Да какой же можно было создать уют, когда он почти всё время был пьян, день превращал в ночь и наоборот. Постоянно у нас жили и гостили какие-то невозможные типы, временами просто хулиганы, пьяные, грязные. Наша Марфа с ног сбивалась, кормя и поя эту компанию.
Всё это спало на наших кроватях и тахте, ело, пило и пользовалось деньгами Есенина, который на них ничего не жалел. Зато у Сони нет ни башмаков, ни ботиков, ничего нового, всё старое, прежнее, совсем сносившееся. Он всё хотел заказать обручальные кольца и подарить ей часы, да так и не собрался».
Это крик души матери, исстрадавшейся за свою дочь. Мучились и родители поэта, хотя близко редко соприкасались с сыном.
«Дорогой Серёжа, – молил его отец, – пожалей себя ради нас и твоих сестёр, все наши надежды только на тебя. Ты всё ещё молодой годами, ты должен жить долго на земле, у тебя есть мозги и знаменитый талант. Нет ничего, чего бы тебе не хватало. Зачем ты губишь себя, чего тебе не хватает…
Дорогой Серёжа! Я слёзно прошу тебя покончить с этой злой пьянкой».
Первое время (сентябрь – октябрь) Есенин ещё более-менее сдерживался, особенно при визитах младшей сестры.
– Оберегая меня, – говорила Шура, – от меня скрывали разные неприятности. Не знала я того, что между Сергеем и Соней идёт разлад. Когда я приходила, в доме было тихо и спокойно, только немножечко скучно. Видела, что Сергей чаще стал уходить из дома, возвращался нетрезвым и придирался к Соне. Но я не могла понять, почему он к ней так относится, так как обычно в таком состоянии Сергей был нетерпим к людям…
Больше знал и видел будущий родственник Сергея Александровича В.Ф. Наседкин. Обычно он приходил в Померанцев переулок к пяти часам вечера, к обеду, после которого Есенин читал новые стихи, для гостей. Заходил спор: какие из них лучше. Есенин слушал и улыбался.
Но всё чаще стали выпадать дни, когда Василий Фёдорович предпочитал оставаться дома, хотя сердцем рвался к Кате, сестре друга:
«Пьяный, Есенин стал невозможно тяжёл. От одного стакана вина он уже хмелел и начинал “расходиться”. Бывали жуткие картины. Тогда жена его Софья Андреевна и сестра Екатерина не спали по целым ночам.
Трезвый Есенин, с первого взгляда, мало походил на больного. Только всматриваясь в него пристальней, я замечал, что он очень устал. Часто нервничал из-за пустяков, руки его дрожали, веки были сильно воспалены. Хотя бывали и такие дни, когда эти признаки переутомления и внутреннего недуга ослабевали.
В первый и во второй день после запойной полунедели до обеда Есенин обыкновенно писал или читал. Писал он много, случалось до восьми стихотворений сразу. В трезвом виде Есенин никого не принимал».
Много писал, но и пил, и скандалил довольно. Это сочетание работы творческой мысли с пьяным разгулом и дебошами поражает. А.А. Берзинь вспоминала, что ей не раз приходилось вытаскивать Есенина из ресторана «Ампир», где он, допившись до беспамятства, колотил вдребезги посуду и зеркала. Как-то утром Анне Абрамовне позвонила Толстая и попросила её срочно приехать:
– Есенин громит квартиру!
Берзинь приехала и увидела полный разор: в столовой было перебито всё, что можно было разбить, вплоть до люстры и стёкол в рамках портретов Л.Н. Толстого. Оказывается, разбивая их, Есенин кричал:
– Надоела мне борода, уберите бороду!
В момент приезда Берзинь он лежал на груде черепков, пьяный и грязный. Анне Абрамовне стоило большого труда уговорить его подняться, пройти в ванную и привести себя в порядок. Но и после этого он не угомонился: когда Софья Андреевна попыталась подойти к нему,
