- Что ж ты своим сержантам портянки не постираешь или подворотнички не подошьешь?
Я и глаза вытаращила:
- Как так?
- А вот так. Совсем парней задавила. Пикнуть не смеют. Пустяка самостоятельно не решат! Что ты их опекаешь, как младенцев? Скажи на милость, зачем ты каждый день в боевое охранение шастаешь? Что там пулемет неисправный? Или на Непочатова жалобы есть?
- Да нет, - промямлила я. - Думала, так лучше...
- Она думала! Нет уж, проверяй, но не подменяй! Пойми, в бою ты не сможешь быть со всеми пулеметами разом: сержантам придется действовать самостоятельно. Вот и готовь к этому, а не нянчи!
- Спасибо большое, товарищ капитан, - сдалась я. - Учту.
И в тот же день по телефону отчитала Нафикова, когда тот спросил, можно ли временно не ставить на пост Абрамкина по случаю флюса.
- Шамиль, хозяин вы там у себя или нет? - упрекнула я молодого сержанта. - Такого пустяка самостоятельно не можете решить! - И повесила трубку.
Пришел и наш черед. В наступление перешли сразу четыре фронта: Северо-Западный, Западный, Калининский и наш - Центральный. Предстояло разгромить Ржевско-Вяземский плацдарм, который все еще представлял собою реальную угрозу нашей столице на дальних подступах. Из данных агентурной и армейской разведки было известно, что, несмотря на критическое положение под Сталинградом, Гитлер с этого плацдарма не перебросил на юг ни одной боеспособной дивизии: следовательно, не оставил мечту предпринять еще одно наступление в лоб на Москву.
Острие наступления нашей Сибирской дивизии было нацелено прямо на город Вязьму и далее на Дорогобуж, с выходом на прямую дорогу к Смоленску.
Признаться, я очень волновалась за свой первый бой в роли взводного командира, хотя и знала, что хорошо передохнувшие за время обороны солдаты будут драться как никогда. Тревожило меня и другое. Я так сжилась со своими ребятами, так к ним привыкла, что даже мысли не допускала кого-то из них потерять. А ведь потери неизбежны. На войне как на войне: кто-то должен погибнуть. Но только кто-то, некто неконкретный, и уж во всяком случае не дед Бахвалов, не сержант Вася Непочатов, не Шамиль Нафиков, не веселый парнишка Сашка Гурулев и, конечно, не я!.. Вот так весь взвод по пальцам перебери - хоронить заранее некого, вернее, немыслимо. В последние дни я даже аппетита лишилась, похудела - так подмывала тревога. Евгений Петрович Рогов успокаивал: "С чего так нервничаешь? Все же хорошо. Ребята твои обстрелянные - дело знают и не трусы. Пулеметы исправные. Выше голову!" Я была согласна. И все равно тяжело мне порою вздыхалось. Ох как тяжело...
Артподготовка началась с рассветом. Сорок пять минут без передышки через наши головы на вражеские позиции летели сотни снарядов. Они пели песню смерти каждый на свой лад: шуршали, свистели, катились в воздухе с сухим шорохом, смачно чавкали, истошно завывали. Накал огня возрастал. Постепенно рев пушек, леденящие душу взрывы, стеклянный звон горячих осколков - все слилось в сплошной грохочущий вой и визг.
Мы стояли в траншее наготове, в полном боевом снаряжении и напряженно ждали сигнала в атаку. Ко мне подошла ротная санитарка Варя, единственная, кроме меня, женщина на переднем крае. Что-то сказала мне в самое ухо. Я не расслышала. Варя улыбнулась и поцеловала меня в щеку холодными с мороза губами.
Артподготовка кончилась, но с НП комбата так пока и не взлетела красная ракета. А мы напряженно ждали, и не часы - наши сердца отсчитывали секунды. Вот уже вражеские батареи стали приходить в себя, а сигнала все еще не было. Евгений Петрович Рогов, не спуская, как завороженный, глаз с НП, близоруко щурился. Когда ожидание достигло высшей точки напряжения и, казалось, уже не было сил ждать, артподготовка вдруг возобновилась. И снова наши пушки с четверть часа молотили по переднему краю немцев, а потом перенесли огонь вглубь - на батареи.
Красная ракета - толчок в сердце - вперед! "За Родину!" Разноголосое "ура" - и мы уже на нейтральной полосе.
Молчавшие доселе вражеские окопы ощетинились пулеметно-автоматным огнем. По наступающей цепи ударил ротный миномет.
"Живучи, как крысы", - подумала я и прислушалась к работе своих пулеметов. На флангах роты Лукин и Нафиков вели огонь безостановочно. Непочатов был при мне, в резерве и пока молчал. С дедом Бахваловым случилось ЧП: не успел сделать ни одного выстрела. Как только рота Рогова выскочила из траншеи и двинулась вперед, стрелки забыли про уговор и начисто закрыли Бахвалову сектор обстрела. Старый пулеметчик взревел на все поле боя: "Мазурики! Анчутки беспамятные! Куда прете под пулемет?!" Я бросилась к его позиции.
На половине пути до вражеских окопов стрелки залегли и стали наскоро окапываться: черные лопатки на белом снегу проворно мелькали. Я приказала деду:
- Выдвигайтесь в цепь! И не отставайте.
Дед опять рявкнул:
- Вперед, мазурики! За матушку Расею!
Едва мы достигли залегшей стрелковой цепи, она поднялась в атаку. Еще один почти неуловимый момент, и в немецких окопах закипела свалка: гвалт, автоматные очереди, взрывы гранат.
Было хорошо видно даже без бинокля, как немцы группами и в одиночку отходили к ближайшей деревне, маскируясь в заросшей кустарником лощине. Я тронула деда Бахвалова за плечо и пальцем показала направление стрельбы. Он моментально укрыл пулемет за развороченными толстыми бревнами вражеского дзота и открыл по отступающим прицельный огонь. Я спрыгнула в траншею и побежала на левый фланг: там вдруг замолчал пулемет Лукина. Траншея была полуразрушена нашей артиллерией, приходилось карабкаться через груды развороченной земли. Попадались убитые немцы, какое-то тряпье, куски исковерканного железа, брошенное оружие. Из-за крутого колена траншеи вдруг выскочил фашист, с белыми ошалелыми глазами, и, размахивая автоматом, как дубинкой, двинулся прямо на меня.
- Хальт! - Я срезала его автоматной очередью почти в упор и едва не убила солдата стрелковой роты Ивана Некрещенных - это от него убегал фриц, у которого кончились патроны.
- Так их! В гробину!.. - крикнул Иван и, вытерев лицо грязным рукавом маскхалата, исчез с глаз.
Лукин, оказывается, менял позицию. Когда я добралась до его расчета, "максимка" уже снова закатывался на полную ленту.
Вскоре все было кончено. Рота Рогова заняла деревню Новолисино. На короткой передышке я пересчитала по пальцам свое микровойско и несказанно обрадовалась: "Все живы!" Крикнула:
- Молодцы! Так держать!
За всех звонко ответил Сашка Школьников:
- А что мы - чикаться сюда из Сибири приехали?
Его одернул дед Бахвалов:
- Не хвались, мазурик, в бой идучи! Примета есть.
...Они сидят на пулеметных коробках, курят, переговариваются вполголоса, подшучивают друг над другом - остывают после схватки. А я гляжу на них и не могу наглядеться. Двадцать четыре.
