Рассказавшая мне в 1945 г. об этом трагическом происшествии горничная считала, что это была кем-то продуманная и организованная диверсия, что поэта убили специально кем-то подосланные люди.
Я понимаю, что мои воспоминания не могут служить официальным документом, но все же считаю своим долгом сообщить Вам о них.
Хочу выразить Вам и всем организаторам и сотрудникам музея Янки Купалы глубочайшую благодарность за Ваш большой труд по увековечению памяти великого поэта-гражданина.
С глубоким уважением 3. Абрамова».
Когда я писал первые главы этой работы, я не знал, что в Литературном музее Янки Купалы имеются воспоминания 3. В. Абрамовой. Сказали мне о них только после напечатания моего эссе-исследования в «ЛІМе». К сожалению. познакомиться с ними мне не удалось — их не разыскали. Правда, нашелся адрес 3. В. Абрамовой. Его мне и дала директор музея Ж. К. Дапкюнас. Я написал Зинаиде Васильевне письмо, в котором признался, что собираю все связанное со смертью Янки Купалы, и просил сообщить, что ей известно об этом. (О публикации в «ЛІМе» умолчал, как и о высказанных там версиях относительно смерти поэта.) Через несколько дней пришел ответ:
«Глубокоуважаемый Борис Иванович!
Получила Ваше письмо и сразу отвечаю на него. Посылаю Вам копию письма, написанного мною в марте 1982 г. сразу после посещения музея Янки Купалы в Минске и знакомства с Ядвигой Юлиановной.
На это письмо мне никто не ответил, да я думаю, что и не следовало отвечать.
В нем я не стала писать подробно, но кое-что горничная тогда, в 1945 г., мне рассказала еще. Во-первых, Я. Купала кого-то ждал, по-видимому, и после обеда с друзьями в верхнем ресторане гостиницы спустился в вестибюль. В этот момент к ней (она дежурила) подошли молодые люди и один из них спросил — пришел ли к себе в номер Янка Купала? Она ответила, что нет, не пришел. В это время ее позвали в один из номеров и, проходя мимо лифта, она видела, как из него вышел Я. Купала, которого она хорошо помнила. Но она пошла по своим делам и больше ничего не видела. Когда она возвращалась на свое рабочее место, ее перехватила женщина, попросила срочно принять у нее номер. Она была страшно испугана и сказала, что только что была свидетельницей страшного преступления и должна немедленно уехать. В гостинице была страшная суматоха, и свидетели были очень испуганы.
Сейчас я уже не помню, моя ли рассказчица была той горничной или другая, но даже мне, видевшей смерть близких и дорогих людей в блокадном Ленинграде, терявшей друзей на фронте, было так горько узнать о гибели Янки Купалы.
Для меня он был и есть замечательный поэт, великий сын Белоруссии. Я хорошо знала его творчество еще до войны, в молодости. Многие его стихи знаю и люблю до сих пор…
С глубоким уважением, искренними пожеланиями успеха
3. Абрамова.
P. S. О себе.
В блокаду была санитаркой в госпитале, спасала голодных умирающих детей и раненых солдат. С 9-IV-42 г.— Ленинградский фронт, радистка, потом — комсорг полка, лейтенант. В 1945 г. окончила экстерном два последних курса сельскохозяйственного института. Защитила кандидатскую диссертацию, в сорок три года — докторскую. В 1966 г. в Ленинградском с/х институте создала и 21 год заведовала кафедрой генетики. Сейчас — с 1987 г.— на пенсии, но пишу учебники, руковожу аспирантами, т. е сути работаю».
На все «сто процентов» была убеждена в том, что Янку Купалу убило бериевское ведомство, жена поэта Владислава Францевна. Она даже называла фамилию женщины, помогавшей названному ведомству это сделать. Нет, это была не Павлина Мядёлка… Н. Б. Ватаци однажды позвал Владиславу Францевну в библиотеку им. В. И. Ленина, хотела познакомить ее с читателем-офицером, который якобы многое знал о смерти Я. Купала и мог рассказать некоторые подробности. Оказалось, что Владислава Францевна и без читателя-офицера знает все до мелочей…
Любопытное письмо на мое имя пришло из Ростовской области (станица Дубенцовская) от Раисы Андреевны Богачевой.
«Уважаемый тов. Саченко.
Прочла в «ЛІМе» Ваши статьи о Янке Купале. Жду с нетерпением дальнейших публикаций о смерти поэта.
О Купале мне немного рассказывал Владимир Дубовка. Хотела сразу Вам написать. Думала, не поможет ли Вам то, что мне известно. В. Дубовка вернулся из ссылки в 1958 году. Мне рассказывал в 1967 г., а сейчас 1988-й. Но хотя прошло столько времени, я очень хорошо помню, что он мне говорил.
Я родом с Гомельщины, там училась, жила, работала учительницей белорусского языка и литературы. В 1973 году довелось оставить родную Беларусь и переехать на Дон.
В 1967 г. на зимних каникулах я поехала в Москву. Там меня познакомили с Владимиром Николаевичем. Он меня пригласил в гости. Это было 7 января («на рождество» — напомнил поэт). Дубовки переболели тяжелым гриппом и еще не выходили на улицу. Хотя они были не совсем здоровы, но разговор зашел такой интересный, что мы проговорили четыре часа. Разумеется, тема разговора — литература, писатели, поэты. Что рассказывали о Янке Купале? Следующее:
Купала и Дубовка дружили. С теплотой вспоминали поэта и его добрую Луцевичиху (Владиславу Францевну.— Б. С.) Потом показали фотоснимок, подаренный поэтом поэту в 20-х годах. На нем рукою Купалы (кажется, карандашом) написано: «Уладку ад Купалы».
Рассказывали, смеялись. Вспоминали и хорошее, и горькое, тяжелое. Дубовка с добродушной усмешкой вспоминал, как были они вместе с Купалой в Грузии, жены с ними…
Потом Владимир Николаевич рассказал о трагической смерти Я. Купалы. Сказал так: мне рассказывали хлопцы, конечно же, имелось в виду — белорусские писатели: Купала приехал в Москву. Там было много белорусских писателей и поэтов. Однажды он пошел пригласить к себе в гости писателей, живших в этой же гостинице. Пришел, пригласил и: «Так я пошел, буду ждать вас через несколько минут». А они говорят: «Так мы же готовы, пойдем вместе». Купала ответил, что вместе идти не надо, что он, как хозяин, должен встретить их на пороге. «Я пошел, а вы следом, я вас встречу».
Когда гости вышли, несчастье уже свершилось.
Дубовка помолчал, потом так торопливо, как бы вспомнив очень важную деталь, добавил:
— Он не был выпивши,
