С этими мыслями он вошёл в домик, где на столе лежала оперативная карта и его ждали надежные помощники — генералы Штевнев, Иванов и Петров.
С тех пор, как началось сражение на Курской дуге, Ватутин спал не более трех часов в сутки. Но в эту ночь он даже не сомкнул глаз. Созванивался с командармами, уточнял обстановку, отдавал распоряжения и следил за их выполнением. Приказ и контроль! Этому он придавал первостепенное значение. На рассвете он уже знал, что 5-я гвардейская танковая армия потеряла 420 боевых машин. Ротмистров заверил: в ближайшие дни 180 танков будут отремонтированы и снова вступят в строй.
В соседней комнате ординарец Митя Глушко готовил чай. Размешивая в стакане сахар, он слегка позванивал ложечкой. Это был преданный и заботливый юноша, которого Ватутин любил, как сына.
Командующий снял телефонную трубку.
— Иван Иванович, зайди.
В комнату быстро вошел бритоголовый, невысокого роста генерал Петров.
Командующий подвел его к карте:
— Видишь? Многие машины надо восстанавливать прямо на переднем крае. Ты сам танкист, и, пожалуй, с этим делом лучше тебя никто в штабе не справится. Поезжай к ремонтникам, помоги им. Помни: каждый подбитый танк — как можно скорей в строй!
Петров ушел. Ватутин, просмотрев поступившие донесения, сделал на карте пометки. Будучи в прошлом начальником многих штабов, привык вести ее сам. Он видел фронт, ощущал его и всегда со всеми подробностями знал обстановку.
Он подошел к рельефной карте, занимавшей в комнате всю стену, и, вновь изучая ее, старался правильно оценить местность на Белгородско-Харьковском плацдарме во всех видах боя. Согласно директиве Ставки наши войска должны были развернуть наступление от Великих Лук до Азовского моря. Предстояло освободить Левобережную Украину, Донбасс. Красная Армия выходила к Днепру.
В то время, как на севере войска наших трех фронтов разгибали Курскую дугу, на южном ее фасе в самой строгой тайне готовилась большого стратегического размаха новая операция. Еще продолжались схватки на прохоровских высотах, а Ватутин уже смотрел далеко вперед. Ему стало известно время, когда Воронежский фронт и смежный с ним Степной должны нанести главный удар по группе армий «Юг».
Пристально всматриваясь в рельефную карту, он вел свои войска из района севернее Белгорода в общем направлении на Богодухов — Валки и обходил Харьков с запада. Для него главным было отрезать 4-ю танковую армию Гота от пехотных дивизий Кемпфа, расколоть вражескую группировку, бить ее по частям.
По данным разведки он знал: весь Белгородско-Харьковский плацдарм сильно укреплен и густо заминирован, а населенные пункты приспособлены к круговой обороне. Все это подсказывало ему план будущих действий: «Не лезь на рожон, ищи путь к обходному маневру, бей с той стороны, где противник меньше всего ждет твоего появления».
Каждый раз, готовясь к сражению, он старался как бы заглянуть в стан врага, узнать, что там делается и какое царит настроение. Такую возможность давал ему опрос пленных. После битвы на прохоровском поле их было предостаточно. Он остановился на показании фельдфебеля из дивизии «Мертвая голова» и стал внимательно перечитывать: «Перед атакой на Прохоровку командир танкового полка сказал нам: — Солдаты! Мы наступаем на последнюю крепость большевиков. После нашего удара силы Советов иссякнут. Они будут не способны не только наступать здесь, но и обороняться».
«Вот то, что хотелось узнать, — подумал Ватутин. Но тут же появилась и другая мысль: — Но это мнение только командира полка... Он мог его высказать перед боем с тем, чтобы ободрить танковые экипажи. Но так ли думает Манштейн? А возможно, командир полка взял эти слова из боевого приказа? Как аукнется, так и откликнется. Тогда такого мнения придерживается и высшее начальство?! Да-а... Только недремлющая воздушная разведка, самая тщательная и глубокая, может внести ясность в дальнейшие действия Манштейна». И Ватутин тут же отдал распоряжение, чтобы фотопленка с разведывательных самолетов и новый опрос пленных без всякой задержки доставлялись на его рабочий стол.
После битвы под Прохоровкой командующий группой армий «Юг» фельдмаршал фон Манштейн сейчас же был вызван в Восточную Пруссию в ставку Гитлера «Волчье логово». После ряда упреков и нападок фюрера оскорбленный фельдмаршал провел бессонную ночь. На обратном пути попытался вздремнуть, но от болтанки почувствовал повышенное кровяное давление и покинул кабину самолета с головной болью.
На полевом аэродроме его встретил начальник оперативного отдела подполковник Шульц-Бюттгер с хорошо вымуштрованной мотоциклетной охраной. Фельдмаршал пожал ему руку и слегка похлопал по плечу, как бы подчеркивая этим свое особое расположение к молодому офицеру.
— Что нового? — садясь в «мерседес», спросил Манштейн.
— Русские отразили все контратаки. Потеснить их не удалось.
— Значит, многие наши подбитые танки, которые требовали небольшого ремонта, остались на поле боя. Скверно... А как с прохоровскими высотами?
— Пришлось отдать.
Манштейн помрачнел, но ничего не ответил. Показалось лесное урочище Черный Лог, где на запасном пути под могучими кронами дубов укрылся штабной поезд. В лесу фельдмаршал почувствовал облегчение. Голова почти перестала болеть и, выйдя из автомобиля, он сразу же поспешил в вагон, где начальник штаба Буссе наносил на карту последнюю оперативную обстановку.
Буссе выключил жужжащие, словно лесные жуки, настольные вентиляторы. В вагоне стало душно и тихо.
Пожав руку Буссе, Манштейн мельком взглянул на знакомую ему оперативную карту и сказал:
— Господа, я привез приказ фюрера... Наступательная операция «Цитадель» отменяется. Мы переходим к обороне. Я не хочу скрывать от вас, что пережил в ставке неприятные минуты, но все же со всей смелостью и прямотой пытался отстаивать интересы нашей группы армий. На упреки в мой адрес я заявил, что подготовка к наступательной операции была проведена самым тщательным образом. Ни воздушная, ни наземная разведка Советов не заметили даже подхода крупных танковых сил к переднему краю. — Опустившись в глубокое кожаное кресло, он продолжал: — В отличие от обычной нашей практики мы начали наступать не с рассветом, а в середине дня. Наша авиация под прикрытием солнца появилась внезапно и действовала успешно. Войска пошли в атаку с большим желанием взять реванш за Сталинград. Но мы натолкнулись на ужасные минные поля и хорошо оборудованные и весьма искусно замаскированные позиции. И хотя буквально каждый кустик на Курском выступе был сфотографирован воздушными разведчиками, мы так и не смогли до конца разгадать систему обороны красных. Должен заметить, господа, что, в отличие от фюрера, который решил прекратить операцию «Цитадель», я настаивал на продолжении наступления. Вы знаете, что еще в зародыше этой операции я был ее противником. Но теперь я вижу ключ к победе только в продолжении наступления. Надо измотать большевиков, совершенно опустошить их танковые резервы на Курском выступе, только тогда мы сможем устоять на других фронтах.
