Когда наконец принц Уэльский вернулся в Англию, он сильно изменился, впрочем, как и все молодые люди, которые провели на войне четыре года. И эти миллионы мужчин преобразил не только огонь артиллерии, пощадивший, кстати, принца. Война научила наше общество отличать мнимые ценности от подлинных. Эдуард и многие его соотечественники познали на собственном опыте, что такое чувство товарищества, нелепость классового высокомерия, любовь к жизни и ненависть к узаконенному убийству, симпатия к миллионам неимущих и бесправных и презрение к горстке привилегированных, кичащихся своей исключительностью, пренебрежение к патетическим речам и радость, обретаемая в простом, задушевном общении, глубокая общность со всеми людьми цивилизованного мира и безумие борьбы за первенство… Такие чувства научился ценить принц, который, принадлежа к лагерю победителей, не питал однако никакой злобы к побежденным. А еще его волновала судьба солдат, возвращавшихся к родным очагам.
В отличие от младшего брата, который из-за болезни и плохого физического состояния не мог покинуть Англию, принц Эдуард приобрел глубокое знание обыденной жизни простого человека. Он не был полководцем, не сидел в генеральном штабе, не получал и не раздавал награды, и поэтому, когда вернулся на родину, за его плечами был такой духовный опыт, такое глубокое понимание социальных проблем Англии, что к двадцати пяти годам он вполне созрел для того, чтобы управлять страной. Мы не можем не верить ему, когда позднее он скажет: «Я был в самой гуще жизни. И потому в годы войны я достиг зрелости».
Нация, должно быть, это поняла: она прониклась доверием к принцу Уэльскому. Бедные простые люди обращали к нему свои чаяния. В день заключения перемирия громадная толпа собралась перед Букингемским дворцом. Когда король появился на балконе, раздался крик: «We want the prince!»[12]
Тогда Эдуард, слегка оробев, шагнул навстречу людям и произнес несколько скромных фраз.
VIII
В конце войны младший брат Альберт пошел служить в авиацию. Он был не единственным морским офицером, кто завербовался тогда в новый Королевский военно-воздушный флот. Два человека определяли жизнь принца — король и врач. Оба сочли, что такого рода перемещение по службе станет для принца некоторым утешением после его ухода с флота, и, поскольку летчики так же неразговорчивы, как и моряки, Альберт очень быстро привык к своему новому занятию и в октябре 1918 года прибыл во Францию в качестве капитана британских военно-воздушных сил. Но вскоре, когда принц находился в Нанси, война закончилась; единственный за последние сто с лишним лет английский принц, который принимал участие в морском сражении, теперь завершил войну в Спа, участвуя в веселых побоищах снежками. Потом его выбрали для участия в волнующей церемонии: в ноябре вместе с королем и королевой Бельгии он въехал в Брюссель, представляя всегда готовую прийти на помощь Британскую империю, которая якобы вступила в войну ради спасения Бельгии. Альберт ехал в Брюссель сразу после заключения перемирия принц и по дороге мог собственными глазами видеть многочисленные картины разрушения.
Следующий год был удачным — он научился управлять самолетом, и окружение его составляли несколько близких друзей, прежде всего старина Грэг, личный врач: тому теперь наскучила медицина, и он предпочитал авиацию. Удача дополнялась тем, что жил он приятном домике в пригороде Лондона, в Крануэлле. Он сам качал насосом воду в ванну, ухаживал за садом, и эти простые занятия доставляли ему огромное удовольствие. Радости домашней жизни, к которым он всегда стремился, оказались доступны ему, единственному из всех братьев.
В это время принц Уэльский, которому исполнилось двадцать пять лет, стремился к тому же — к домашнему очагу; после долгой службы в армии Эдуард имел на это право. Но война закончилась, и он сразу же вынужден был включиться в исполнение многочисленных официальных обязанностей, что заставило его поселиться в Йорк-Хаусе, в центре Лондона, где о домашней обстановке не могло быть и речи. Вокруг него не было друзей-коллег, ибо он менял одну профессию за другой, постигая ремесло короля. Сада в Лондоне у него не было, и вообще этот дом был одной из многих резиденций, не предполагающей постоянной жизни здесь, где все устраивалось лишь на несколько месяцев.
Эдуард менее Альберта был увлечен авиацией. К этому занятию у него не было предрасположенности — оно требует только точности, но не стремительности, и поэтому футболист способен к авиации меньше теннисиста. Именно склонность к тому или иному виду спорта выявляет особенности характеров. Кстати, если принять во внимание эти особенности характеров двух королей, то создается впечатление, что Георг V был бы, наверное, лучшим летчиком, чем его отец Эдуард VII. Как бы то ни было, Альберт, похоже, был прирожденным авиатором, и Болито передает такое суждение его инструктора по пилотированию: «Он обладал тем редким качеством, которое инструктор всегда мечтает развить в своем ученике. Его глаза, руки и мозг действовали всегда в унисон, и происходило это без всяких усилий с его стороны, благодаря лишь природному дару».
Вскоре принц Альберт получил в Крануэлле летное свидетельство; сегодня он, наверное, единственный глава государства, который умеет водить самолет. Преимущество этого умения заключается не столько в способности короля управлять самолетом в случае необходимости, сколько в уверенности в себе — он на равных общается с молодыми, с удовольствием принимает их у себя.
Естественно, принцу скоро наскучило постоянно летать в сопровождении инструктора, даже если последний, как он сам позднее рассказывал, теперь ограничивался ролью зрителя. Старший брат испытывал досаду, видя, как младший поднимает в небо самолет, — ведь ему, наследнику престола, категорически запретили учиться управлять самолетом. Не то чтобы Эдуард завидовал младшему брату, умевшему что-то делать лучше него, но просто, между отсутствием зависти и желанием что-то сделать самому всегда остается место для своеобразной ревности. Поэтому оба молодых человека торжествовали, когда в один прекрасный день им удалось обмануть бдительность своих стражей: улучив момент, когда никого не было на летном поле, они выкатили из ангара самолет Альберта и… взмыли в небо!
Это был совсем короткий полет, но — какой праздник, какое грандиозное событие! Младший уносил старшего в облака, и, когда они пролетали над Виндзорским замком, где тысячу лет назад их предок построил свой первый дворец, оба сына короля, наверное, ощутили волнение, а младший, вероятно, призвал на помощь все свое природное спокойствие, чтобы случайно не дернуть не тот рычаг. Вместе с тем, полет был символическим сведением счетов между братьями. Ибо если в жизни один всегда превосходил другого, платя за это отсутствием внутреннего покоя, которым другой наделен был от природы, то сейчас младший впервые становился ведущим, который полностью сознает свою ответственность, тогда как ведомый старший, удобно устроившись рядом, позволял ему прогуливать себя в облаках.
