Произошли события — может быть, исторический перелом в истории человечества, пока я не заносил свои записи в эту тетрадку.
9 июля мы приехали из Узкого, а накануне нам дали знать, что Академия переезжает в Томск, и мы должны были решить — едем ли мы.
Сомнений для меня не было, если только условия поездки были <бы> благоприятны и приемлемы. Мы узнали об этом решении 8 июля — и 9-го утром выехали; так как у меня не было моей машины, то была прислана машина <...>[122]. Мы подвезли проф. Андреева, который был в Узком — больной.
Здесь выяснилось, что — в связи с ходом событий — правительство решило перевести подальше от театра военных действий Академию Наук в Томск со всеми академиками и учреждениями. Несколько дней перед 8 июля состоялось заседание — по поручению «правительства» (то есть Комитета по обороне?), под председательством Шверника. Он заявил, что правительство озабочено сохранением основного и главного умственного коллектива ученых и непрерывностью его научной работы, а потому решило перевести Академию и ее научные учреждения в Томск. Кроме Шмидта, Борисяка, Капицы и других было несколько академиков.
13 июля. Воскресенье. Москва.
Становится все яснее и яснее, что переезд Академии в Томск может кончиться развалом большой научной работы и патологическим проявлением реального состава ее — и правительственного — аппарата.
Люди начинают отходить <от первых волнений>.
Переезд откладывается, и сейчас и у меня, и у других является сомнение, все растущее, <в> правильности решения.
Мне кажется, что при теперешнем состоянии Академии и реального правительства это может кончиться ее разгромом, что отразится на всей научной работе.
Основное — слабость Президиума. Головные больны — Комаров, Шмидт, Чудаков.
Надо вновь обсуждать <этот> вопрос.
Вчера у меня был Якушкин. Он рассказывал, что в Академии Сельского Хозяйства[123] произошел такой комически-трагический казус. Академики вдруг узнали, что вся канцелярия президента <Академии> (Лысенко) переехала в Омск и что президент Лысенко собирается туда же. Он <этого> не отрицал — говорил, что вообще до сих пор не может понять, что такое «академия». Обратились к наркому. <Решение> изменили.
Хаос государственной структуры — в области, которая является второстепенной в понимании людей, стоящих у кормила власти. Может быть, это и правильно в настоящий момент, но неправильно то, что они распоряжаются, не имея времени обдумать.
Что происходит на фронте? — Начало развала гитлеровской силы? Или остановка перед применением последнего отчаянного средства — газов или урановой энергии?
Три дня на фронте относительно спокойно. Подходят с нашей стороны все новые войска. Это кажется верно, и верно то, что здесь нет ни паники, ни растерянности.
Моя мысль все время пытается охватить происходящее. По-видимому, неожиданно для всех проявилось огромного значения мировое явление: победа красного интернационала — нашей коммунистической партии — как исторического проявления евразийского государства.
Сейчас возможно остановить фашистское движение в его нападении на нашу страну. Создана впервые «Красная» армия (любопытно, отброшено название «крестьянски-рабочая»). Гитлер фактически уничтожил все европейские правительства (кроме Швейцарии, Испании, Португалии, Швеции, Турции). В Европе Англия — остров. На континенте — мы и Гитлер. Мы в союзе с США и Английской империей.
Кто будет решать? Очевидно, и для Германии, Бельгии, Голландии, Франции, Польши, Чехословакии, Румынии, Греции, Болгарии, Югославии, Италии явится вопрос — с кем сговариваться? Плебисцитные правительства — под контролем нашим, США и Англии? Все граждане — женщины и мужчины?
Это та революция, которой, может быть, Гитлер думал убедить английских государственных деятелей соединиться с ним против нас?
Я думаю, что тот новый <мирный> конгресс, который соберется где-нибудь в Лондоне или Женеве (может быть — Москва?), будет резко иной, чем Версальский.
Новая — Красная Армия — военная сила, остановившая германскую армию, если это действительно произошло.
Вот тут нужно то спокойствие и государственный ум, который проявили Сталин — Молотов — Берия. Два грузина, один русский — но <грузины> русские по исторической культуре.
Реакция против отъезда в Томск все увеличивается среди академиков и академического персонала. Но, в сущности, мы мало знаем о положении на фронтах. Мы исходили из сознания огромных потерь немецких <войск>, остановки их.
Сегодня день начинается со все большего укрепления <веры в возможность> нашего оставления в Москве.
В этот исторический момент резко проявилась вероятная разная сущность «тоталитарных организаций»: нашей — коммунистической и германской национал-социалистической. В обоих случаях — диктатура, и в обоих случаях жестокий полицейский режим. В обоих случаях мильоны людей неравноправных, но в случае национал-социалистической <организации> это истекает из принципа неравенства людей, и без этого национал-социалистическая <организация> (Германия, Италия) <...>[124].
14 июля. Понедельник. Москва.
Вчера резко изменилось настроение.
Физико-математическое Отделение и его учреждения не уезжают — в том числе и Метеоритный Комитет.
Целый день с часу дня у нас пробыли Ферсман и Виноградовы — обсуждали положение наше личное и Академии — до 6-7 вечера.
Сильная безоблачная жара уже более недели — пожалуй, две недели. Сейчас 8 утра и <температура> 18° C, быстро подымающаяся.
Резко меняются планы. Я приехал из Узкого, думал через день-два выехать в Томск. Решил взять много книг и работать над «Проблемами биогеохимии» и хронологией моей жизни — матерьялами для автобиографии. Поэтому забрал часть архива — неразобранного, но, как я вижу теперь, драгоценного.
Теперь все это придется вновь вынимать из ящиков — <а их> 22! Их поставили было на лестницу, но вчера надо было спешно перенести в кабинет, так как в связи с правилами защиты от бомбардировок лестницы должны быть свободны.
Из обсуждения выяснилось, что Химическое Отделение должно выехать в Томск — но в то же время оборонная («секретная»?) работа не должна прерываться. Это все не так легко согласовать, так как вся наша работа экспериментальная тесно связана с рядом других учреждений — наши работы по спектроскопии, радио, масс-спектроскопии, электронографии, рентгенографии и т. п. переплетаются с другими лабораториями и институтами.
