Тем временем гитлеровцы все глубже вгрызались в гетто. Все меньше зданий оставалось в руках повстанцев, огненное кольцо с каждой минутой сжималось все тесней и тесней. Совсем иссякло продовольствие. Не стало воды.
На сорок первый день восстания 29 мая в последнем четырехэтажном доме собрались все, кто еще оставался жив и продолжал борьбу. После восьмичасового боя нацисты ворвались и сюда. Завязалась яростная штыковая схватка.
Повстанцы сражались за каждый этаж, бились насмерть за каждый метр. В ночь на 30 мая варшавяне еще видели над крышей осажденного дома озаренное пожарами знамя восстания. Оно исчезло только перед рассветом: последний из повстанцев, завернувшись в него, бросился с крыши на мостовую и разбился насмерть.
Берлинское радио, торжествуя победу, прокричало на весь мир: "Варшавского гетто больше не существует". Однако Геббельс скромно умолчал о том, какой ценой досталась фашистам эта "победа", сколько тысяч гитлеровских солдат полегло от рук повстанцев.
...Рассказчик опять на минуту смолк. Судорожно глотнул воздух и закончил свою грустную повесть так же просто, как и начал ее:
- Меня по ошибке подобрали фашистские санитары, приняв за раненого немецкого солдата. Позже шпиками из гестапо я был отправлен в Майданек. Они заподозрили во мне немецкого дезертира, бежавшего из тюрьмы "Павиак"...
* * *
С большим волнением я выслушал этот рассказ. Это была моя последняя интересная встреча в Люблине.
На следующий день, 16 августа 1944 года, рано утром 1-я отдельная кавалерийская бригада Войска Польского начала марш по оси Люблин Гарволин - Эвелин.
Первые бои
На новое место дислокации кавалерийская бригада прибыла 20 августа 1944 -года. Марш прошел без потерь, несмотря на огонь немецкой тяжелой артиллерии, обрушившийся на бригаду вблизи Вислы. Особенно интенсивно противник обстреливал перекрестки дорог у местечка Рыки.
Мы проходили старыми славянскими землями. Перед нами простиралась Польская равнина, лишь изредка покрытая смешанным лесом. Вдоль шоссе часто попадались белые крестьянские мазанки, совершенно такие же, как на Украине, вперемежку с дощатыми, оштукатуренными постройками типа городских окраин. Встречались и кирпичные фольварки мелкой шляхты.
Почти на каждом придорожном доме пестрели вывески трактиров и парикмахерских. Население кормилось здесь больше от проезжих, чем от земли. Ничтожность земельных наделов в этих деревнях превращала жителей в кустарей, содержателей пивных и харчевен.
Фронт был совсем рядом. Ночью мы слышали не только артиллерийскую стрельбу, но и длинные очереди станковых пулеметов. Небо над линией фронта было совершенно светлым от зарева пожаров и ярких ракет. У нас над головами кружили немецкие самолеты-разведчики и бомбардировщики.
Пришлось принять некоторые меры маскировки и рассредоточиться.
В интересах дела я настойчиво просил командование дать возможность кавалерийской бригаде "обстреляться". Но командарм шел на это неохотно: армейский резерв и без того был жидок. Помогли офицеры из оперативного отдела штаба армии. Они уговорили командующего, и кавалерийская бригада получила наконец боевое задание. В ночь на 3 сентября мы должны были выступить в район Мнишева и занять там оборону.
Выполнили это точно в установленные сроки. К исходу ночи 2-й уланский полк занял окопы возле реки Пилица, а 3-й уланский полк расположился на правом берегу Вислы от устья Вильги до местечка Подоле-Нове, составляя второй эшелон бригады.
Противник вел себя вызывающе: по брустверам окопов ходили не только одиночные солдаты, но и целые группы. Эту спесь быстро сбили наши снайперы и минометчики: гитлеровцы спрятались в окопы.
В то же время противник, вероятно, определил, что у нас произошла смена частей, и начал усиленную разведку расположения бригады. В ночь на 8 сентября группа фашистских разведчиков ворвалась в окопы 1-го эскадрона 2-го уланского полка, но была уничтожена.
Активизировалась и вражеская артиллерия. Она вела огонь днем и ночью, обстреливая не только боевые порядки полков, но и штаб бригады, расположившийся в костеле.
Вести окопные работы днем стало совершенно невозможно: расстояние до противника - небольшое, и он явно нервничал, засыпал минами каждую точку, в которой обнаруживалось хоть малейшее движение.
Первую боевую проверку бригада выдержала отлично. Потери с нашей стороны были ничтожными, что свидетельствовало об умелой маскировке и хорошей дисциплине личного состава.
Командир 2-го уланского полка майор Гжижевский командовал полком вполне удовлетворительно. Некоторые сомнения вызывали боевые качества командира 3-го уланского полка, бывшего "аковца" майора Писули{13}. К сожалению, будущее показало, что эти сомнения были не напрасны.
В ночь на 12 сентября кавалерийская бригада по приказу штаба 1-й Польской армии передала свой участок обороны 82-й стрелковой дивизии Советской Армии. Одновременно с нами сдавала оборону советским частям и 3-я пехотная дивизия имени Траугутта.
Тепло, по-дружески встречали польские солдаты сменявших их советских воинов. Заботливо показывали им свои несложные укрытия, а уходя из окопов, крепко жали руки и от души желали успеха.
* * *
После смены нас частями 82-й советской стрелковой дивизии кавбригада форсированным маршем направилась в район Мендзылесье. Шли в полной темноте. Дул резкий, пронизывающий ветер.
Неожиданно в наши колонны врезалась 3-я пехотная дивизия. Она сбилась со своего маршрута и спутала все движение.
Потом нам самим изменили маршрут и поставили новую задачу. Это было обусловлено блестящими успехами советских войск, а также действовавших совместно с ними костюшковцев и польских танкистов, очищавших от гитлеровцев предместье Варшавы - Прагу. Кавалерийская бригада должна была закрепиться в Праге, воспрепятствовать возможным контратакам противника из Варшавы и обеспечить перегруппировку сил 1-й Польской армии для дальнейших операций.
Мы круто повернули вправо. В небе над нами непрерывно гудели самолеты. Со стороны Вислы слышалась артиллерийская и пулеметная стрельба. Частенько тяжелые снаряды ложились на дорогу, по которой следовала теперь кавбригада.
Уже стемнело, когда наша головная колонна подошла к Грохуву. Зарево пожаров становилось все ярче и ярче. Варшава пылала. Горела и Прага. Сильнее становился треск пулеметов...
С трудом разминувшись со встречными колоннами, мы нашли наконец штаб 1-й пехотной дивизии имени Костюшко. Он помещался на Кавенчинской улице, в зданиях городского трамвайного парка. Путаными коридорами я добрался до генерала Бевзкжа.
