его частью. Это тело Бога. Если Он хочет, чтобы телу было комфортно, — прекрасно. Если Он хочет, чтобы тело страдало, — великолепно. Лучше оставаться беспристрастным. Если у вас есть здоровье и вы дорожите им, вы всегда будете бояться потерять его. А если вы бережете здоровье и начинаете болеть, то всегда будете сожалеть о том, что вы утратили.
Величайшей бедой человека является эгоизм, сознание обособленности. Он воспринимает все, что с ним происходит, как воздействие лично на него. Почему? Это не ваше тело. Вы это Он! Все есть Дух».
По мере того как состояние Мастера улучшалось, он стал снова проводить больше времени с монахами. Однажды он беседовал с нами на передней веранде в Маунт-Вашингтоне, когда мимо проходила ученица, мисс Луиза Карпентер. В одной руке она держала бумажный пакет, в котором была какая-то покупка. Увидев Мастера и не желая мешать беседе, она молча поклонилась ему и прошла к двери. Мастер остановил ее.
— Что у вас в этом пакете?
— Немного фиников для вас, Мастер. Я хотела положить их у вашей двери.
— Очень благодарен вам. Я был бы рад получить их здесь.
Приняв фрукты, Мастер разделил их между нами. «Мне хотелось одарить вас всех чем-нибудь, — воскликнул он. — Как только я увидел ее с пакетом, я уже знал, что мое желание исполнено».
Как-то в теплый осенний вечер, он сидел в машине, беседуя с нами перед прогулочной поездкой. Он объяснял какую-то философскую идею, когда, прервав объяснения, спросил: «Не кажется ли вам, что сегодня довольно жарко?»
Мы замялись, зная, что он намеревался дать нам денег на мороженое. Он выжидающе смотрел на нас. Наконец я сказал, улыбаясь: «Да, было жарко, сэр, но теперь стало прохладнее».
«Очень плохо! — Мастер весело засмеялся. — Вы сами лишили себя чего-то освежающего!» Он вернулся к своим рассуждениям. Прошло несколько минут и он вновь спросил:
— Вы уверены, что вечер не жаркий?
— Что ж, — отвечали мы со смехом, — жаркий, если вы говорите так, сэр.
Тогда он решительно заключил: «Я не могу беречь деньги и не буду! Вот, возьмите эти доллары на мороженое. Я люблю деньги лишь для того, чтобы раздавать их».
У меня до сих пор есть три доллара, которые он дал нам как-то вечером на мороженое. Я потратил собственные деньги и хранил те, к которым он прикасался.
Однажды вечером он коротко говорил о своей недавней болезни. На наше выражение глубоко сочувствия он сказал равнодушно: «Это ничего! Когда с блюда жизни поглощен обед мудрости, не имеет значения, сохраните ли вы это блюдо или разобьете и выбросите прочь».
В другой раз он заметил: «Я настолько забываю о себе в эти дни, что теперь должен спрашивать других, ел ли я!»
— Человек попал на эту землю, чтобы искать Бога, — напомнил он нам однажды вечером. — Это единственное оправдание его существования. Друзья, работа, материальные интересы — все это само по себе не имеет значения.
— Сэр, — спросил один из монахов, — правильно ли просить у Бога материальные вещи?
— Правильно, если вы нуждаетесь в них, — ответил Мастер. — Однако вы всегда должны говорить: «Дай мне то или это, если на то Твоя воля». Многие вещи, которые люди хотят иметь, оказываются вредными для них. Оставьте Богу решать, что вам нужно иметь.
По поводу молитв он говорил нам: «Бог отвечает на все молитвы, но на суетные молитвы отвечает лишь отчасти. Если вы стараетесь отдать что-нибудь из того, что не принадлежит вам, ваша «щедрость» не будет впечатляющей, не так ли? Поэтому, чтобы попытаться отдать свой разум Богу, нужно его иметь. Научитесь контролировать свои мысли; отдавайте Ему во время молитвы все свое внимание, и вы убедитесь, что, когда молитесь так, Он чудесным образом отвечает вам!»
О чем бы ни говорил Мастер — о каких-либо аспектах духовного пути или давал обычное поручение, — если его «слушали» внимательно, то всегда чувствовали тонкую энергию, исходящую от него. Если эта энергия проникает внутрь, то ощущаешь, что на тебя нисходит благословение величайшей радости и свободы. В обществе Мастера и, спустя годы, в Индии, в ашрамах святых я наблюдал учеников, которые были так зачарованы жестами, словами и выражением лица гуру, что забывали о необходимости общения с его магнетическим влиянием внутри себя, в позвоночных столбах. Мастер относился к своему собственному «я» совершенно надличностно, как к необходимому аспекту функционирования в этом физическом мире.
— Прежде чем войти в физическое тело, — говорил он мне однажды, — я вижу индивидуальность, которую должен принять, и чувствую себя несколько неловко с ней. Это подобно облачению в теплое пальто в жаркий день. Я, конечно, пользуюсь ею, но внутренне никогда не забываю, что эта личность не является моим истинным «Я».
И в то же время Мастер никогда не позволял безответственно отвергать мирские реалии. «Нужно сочетать идеализм с практичностью», — сказал он мне однажды. В приземленной сфере сам он был совершенно практичен. Он учил нас воспринимать каждую реальность на ее уровне. Он мог обучать нас медитации, а в следующее мгновение — как поддерживать в комнатах порядок. («Закончив работать с чем-либо, сразу же его убирайте».)
Когда он приглашал к обеду гостей, то часто просил меня обслуживать их. Потом мне надо было демонстрировать перед ними позы йогов и оставаться в комнате, пока он беседовал. Когда позволяли обстоятельства, я записывал его замечания, и когда мне было трудно поспевать за ним, он замечал это и начинал говорить медленнее. Иногда после ухода гостей он задерживал меня, чтобы обсудить мою работу, если она была связана с публичными выступлениями; чтобы указать на ошибки, которые я допустил в частном разговоре или на лекции в церкви. Однажды я выразил крайнее удивление, убедившись в его полной осведомленности о моих словах и делах, хотя он физически отсутствовал.
— Я знаю каждую мысль, которая возникает в твоем уме, — заверил он меня совершенно спокойно.
Двумя посетителями Маунт-Вашингтона, прибывшими, чтобы встретиться с Мастером, были моя мама и двоюродная сестра Бет. Маму он любезно принял наверху, в своей гостиной. Перед их встречей я просил дать ей особое благословение. Он согласился, но мимоходом, поскольку мы были увлечены разговором, и я не был уверен, что моя просьба осталась в его памяти. Однако к моей великой радости, в конце разговора с ней он взял ее за руку и молился Богу и всем нашим гуру о благословении, которого я просил. Не знаю, что подумала о таком неожиданном расставании мама, но я со слезами благодарности коснулся ног Мастера, убежденный в том, что
