Военные поселения посещали многие знатные сановники, и все относившееся к внешнему виду — ровные линии домов, роскошные бульвары, чистые улицы с тротуарами и т. д. — производило на посетителей неизгладимое впечатление.
В августе 1822 года в военных поселениях Новгородской губернии побывал В. П. Кочубей. «Обозрение оных, — писал Виктор Павлович Аракчееву 22 августа, — было для меня явление совершенно неожиданное; и подлинно, как не прийти в удивление, сравнивая положение одной стороны Волхова с другою, строения, дороги, мосты, поля и проч. одного берега и противуположного. Я думал и объезжая поселения, и потом, когда я переправился из оных, что меня какою-то революциею Глобуса перекинуло из области образованной в какую-то варварскую страну, ибо ваше сиятельство согласитесь со мною, хотя вы и Новгородец, что начав от какой-то ветряной мельницы, тут близко и на боку стоящей, до самого подберезья ничего нет похожего не только на произведения ума, но и рук человеческих».
Восхищался организацией быта военных поселян и сам император. Его Величеству нравились заведенные Аракчеевым благоустроенность, чистота и порядок. Наверное, Александр догадывался, каких сил стоило графу поддержание среди военных поселян требуемой дисциплины. Но вряд ли мог он себе представить, какие лишения испытывали поселенцы, оказавшиеся под присмотром всемогущего, вездесущего, всевидящего Аракчеева.
Создав военным поселянам сносные материальные условия, Аракчеев лишил их какой-либо свободы поведения даже в тех сферах, где и крепостной, а пожалуй, и раб были свободны. Он отнял у людей личную жизнь, обратив ее в жизнь служебную. Многочисленными инструкциями, положениями, уставами он зарегламентировал чуть ли не каждый шаг военного поселянина. И всех поставил под строгий присмотр — все обязаны были следить друг за другом и доносить вышестоящему начальству о замеченных нарушениях. Офицерам предписывалось наблюдать за солдатами, а солдаты призывались присматривать за офицерами. Генерал-майор С. И. Маевский, назначенный в ноябре 1823 года управляющим Новгородскими военными поселениями, вспоминал о том, как представлял его поселянам Аракчеев: «Не думайте, чтобы он что-нибудь значил. Я его тотчас сожму в рог: он не смеет ничего у вас брать. А если бы потребовал, пишите обо всем ко мне: вы посмотрите, что я с ним сделаю».
Граф строго следил за нравственностью военных поселян, причем за нарушения библейских норм наказывал и женщин. Среди приказов Аракчеева по военным поселениям бывали, например, такие: «Отпустить 100 ударов розгами по собрании всех жен роты Акулине Григорьевой за то, что в доме ее ночью обнаружен подпоручик Иванов, а того подпоручика посадить на гауптвахту и оштрафовать».
Сами по себе наказания, которые граф раздавал своим подчиненным, были сравнительно мягкими. Но лились они нескончаемым потоком. На офицеров, служивших в военных поселениях, Аракчеев извергал целые потоки выговоров, замечаний, штрафов и при этом беспрестанно угрожал провинившимся еще более серьезными карами. По этой причине офицеры пребывали в постоянном напряжении и страхе. Аракчеевские наезды в военные поселения, как правило, неожиданные, воспринимались поселянами как некое стихийное бедствие, хотя граф никого не бил, не лишал жизни и должности, а только ходил по территории, по улицам, по домам и указывал на недостатки да бранил нерадивых и неумелых.
Спасения от острого графского взора и ядовитых слов не было никому и нигде. Въедливый начальник доставал офицеров и чиновников своим жалом даже в их квартирах. За малейшую обнаруженную там нечистоту хозяин, иногда и не один, а вместе с хозяйкой, получал от него выговор.
Особенно тщательно следил граф за порядком в госпиталях. Он самолично устанавливал нормы питания больных и обеспечения их лекарствами, правила внутреннего распорядка, поведения лечащихся и лекарей. Он определял даже расположение мебели в палатах и наименование предметов, которые должны были лежать на столах в больничных канцеляриях в любое время: линейка, прибор с чернильницей и песочницей, на нем карандаш, резина, перочинный нож и два пера, обязательно без опушки — таковыми писал сам граф. Плохо приходилось тому, кто нарушал установленные им порядки. Раз один из фельдшеров оставил на казенной чернильнице свое перо с опушкою, и в этот самый момент нагрянул в госпиталь Аракчеев. Увидав перо, он немедленно начал следствие, допытываясь, кто же допустил сей «ужасный беспорядок», «кому принадлежит это перо, как и зачем оно здесь, когда неоднократно подтверждалось, что перья должны быть по известному образцу». Все, сколь-нибудь причастные к данному беспорядку на канцелярском столе, получили от графа выговоры и замечания, непосредственному же виновнику назначено было пять розг.
Но худа без добра, как известно, не бывает. Тяжелой была служба под началом Аракчеева. Но те, кто проходил данное испытание, легко и весело служили при всяком другом начальнике. «Страшно вспомнить времена аракчеевские, — признавался в своих записках А. Я. Стороженко, — но если впоследствии мне казалось все легким по службе, это было по сравнению тяжких трудов и испытаний, перенесенных мною под его начальством. Как непомерная строгость, так и послабление едва ли не равно портят дело; первая, однако ж, производит деловых людей, а последняя трутней, кои бывают терпимы одним, приучившим их к лени начальником, и негодными для другого. Правила служебного воспитания видны в человеке на всяком занимаемом им месте, и если свыкшийся с строгим порядком не озлоблен несправедливостями или по свойству своего характера, или по великодушию, то он всегда останется нужным и полезным во всяком положении; служившие же при невнимательных начальниках сами не будут знать, к чему они способны, хотя бы и много лет слышали похвалы его своим способностям. Истинная вера в мнение проистекает только из порядка строгого и вместе с тем снисходительно соблюдаемого высшим начальником, умеющим избирать людей и следить за их занятиями. Такой начальник, можно сказать, дарит правительству полезных чиновников».
***
Принципы, которым Аракчеев следовал при управлении военными поселениями, применялись им и в управлении собственным имением. И здесь он решительно брал на себя роль благодетеля. В 1817 году в одном из писем к императору Александру Аракчеев подчеркивал: «В моем понятии помещик, или владелец, обязан по праву человечества наблюдать два главных правила: 1) Не мыслить о своем обогащении, а более всего заботиться о благосостоянии крестьян, вверенных Богом и правительством его попечению; 2) Доходы, с них получаемые и составляемые всегда ценою их пота и крови, обращать главнейше на улучшение их же положения». В одном же из писем к государю, датируемом 1824 годом, граф возвышенно заявлял, что Грузинская вотчина доставляет ему «несказанное удовольствие заниматься благосостоянием крестьян», вверенных его попечению.
