И в самом деле, Аракчеев проявлял особую заботу о материальном обеспечении жизни крестьян. Он устроил для них немало полезного в своем имении. Так, в июне 1820 года благодаря его энергии в Грузине был открыт Мирской банк для оказания помощи крестьянам. Алексей Андреевич самолично составил его устав — «Положение о заемном банке для крестьян Грузинской вотчины» — и внес 10 тысяч рублей ассигнациями в основной его капитал. Банк этот и устав его, составленный Аракчеевым, будут долго существовать после смерти графа. «Грузинская волость и теперь с благодарностью вспоминает графа Аракчеева за открытие Мирского банка, и это доброе дело примиряет крестьян с прежним пережитым горем, которое иногда невольно пробуждается в памяти» — так напишет в 1875 году в журнале «Древняя и новая Россия» Н. Отто.
Не меньшее благодеяние для своих крестьян совершил Аракчеев в 1817 году, когда Комитет министров принял решение возвратить ему из казны 86 тысяч 589 рублей, израсходованных им на постройку большой Тихвинской дороги на 25-верстном ее протяжении по территории Грузинской вотчины. Эту денежную сумму Алексей Андреевич внес с согласия императора в государственную комиссию погашения долгов. Проценты с нее он распорядился обращать, как при его жизни, так и по смерти, на уплату следующих с грузинских крестьян государственных податей.
Кроме того, Аракчеев устроил в Грузине бесплатный лазарет для крестьян. За весьма приличное содержание он нанял доктора, которого обязал регулярно объезжать деревни вотчины и лечить больных, не взимая за это платы. «Табель о продовольствии больных в Грузинском гошпитале», составленная 13 февраля 1819 года, показывает, как было организовано питание крестьян, проходивших здесь лечение. Порции для больных делились в зависимости от степени болезни на четыре рода. Первая, ординарная, включала в себя: хлеба ржаного — два фунта, мяса — полфунта, круп овсяных — 1/15 гарнца, квасу — одну треть кружки. Третья, слабая, предполагала добавление полфунта белого хлеба. В примечании к ней говорилось: «При варении сей порции мясо прежде, нежели положится в горшок, должно несколько сбить, дабы лучше разваривалось и вываривалось». На листе, на котором начертана данная «табель», стоят написанное рукой Аракчеева слово «утверждаю» и его подпись.
В аракчеевском фонде Российского государственного военно-исторического архива сохранился документ под названием «Краткая Ведомость о числе душ, состоящих в Грузинской вотчине по 7 ревизии (1816 года)». Из этого документа видно, что в Грузинской вотчине было помимо села Грузино 29 деревень. Во всей вотчине проживало в указанном году 2266 душ. В том числе в самом Грузине было дворовых людей 23 человека, крестьян — 101 человек.
К 1820 году принадлежавшие Аракчееву крестьянские селения были в основном отстроены и приобрели довольно благообразный внешний вид. Но особое впечатление производило село Грузино. На берегу Волхова, у перевоза, где ходил паром, граф распорядился водрузить две белые четырехугольные башни. Ими открывалась шедшая в гору широкая, мощенная камнем дорога. На горе возвышался величественный собор с высокой и красивой колокольней, напротив него располагался каменный двухэтажный графский дом, построенный на месте прежнего деревянного жилища. За домом раскинут был огромный сад со множеством цветов и деревьев, прорезанный аллеями и каналами, выходившими в пруды с лебедями. Общую картину сада разнообразили и украшали многочисленные мостики, гроты, руины, монументы, лужайки и острова.
Еще в 1815 году Аракчеев предложил протоиерею Грузинского собора Федору Малиновскому написать об истории и о достопримечательностях Грузина. Тот с охотой взялся за этот необычный труд. В следующем, 1816 году он был закончен и тогда же напечатан в журнале «Сын Отечества» под названием «Историческое описание о селе Грузине», а впоследствии вышел и отдельной книжкой. Возведенные в Грузине постройки сравнивались с чудесами Древнего мира, с висячими садами Семирамиды. Генерал-майор А. Писарев, организовавший печатание данного труда, писал Аракчееву: «Таковое сочинение любопытно было бы для каждого русского и для самих чужестранцев, которые полагают, что мы в снегах рождаемся и умираем, не зря красот природы и ея изящности».
Позднее Аракчеев велел сделать литографические картинки с видами села, которые потом раздаривал в Петербурге среди сановников. Те с воодушевлением принимали этот дар, видя в нем признак благоволения к себе со стороны могущественного временщика. «Я имел честь получить прекрасные виды Грузина, которые ваше сиятельство изволили мне прислать и не могу их не принять как особый знак вашего ко мне, милостивый государь, благорасположения, принося за оные чувствительнейшую мою благодарность», — радостно писал графу 30 марта 1824 года Е. Ф. Канкрин, менее года назад ставший министром финансов вместо Д. А. Гурьева.
Подобно тому, как восхвалялись военные поселения, славилось столичными сановниками и аракчеевское имение Грузино. В столице ходил даже слух, что временщик устроил в Грузине порядки, при которых крестьяне сами себя судят, да так, что граф вынужден приставлять к ним своего человека для сдерживания их строгости.
«Ваше Грузино так прельстило меня, — сообщал Аракчееву 2 декабря 1818 года А. Ф. Малиновский, — что удаляясь оттуда по берегу Волхова, я написал карандашом стихи, которые не иначе могу писать, как по влечению чувств». Другой современник Аракчеева высказался о Грузине еще более возвышенно: «Господа наши восхищаются благоденствием иноземных поселян, красотою их сел и порядком домоводства; их же собственные крестьяне, утомленные работами, истощенные оброками, покрытые рубищем, в дымных, нечистых избах, кажутся им непохожими на людей. Дабы иметь понятие, как может быть счастлив русский поселянин, пусть они наедут в Грузино, там вникнут во все подробности хозяйственных заведений. Восхищаясь картинами правильного житья крестьян, они уверятся, что и в России села могут быть красивы, а поселяне счастливы, когда помещик решается быть их отцом». Некто Юшин, побывавший в мае 1824 года в Грузине, писал графу в письме от 21-го числа указанного месяца: «Я теперь счастливым себя почитаю, что имею живое понятие о том месте, где на всяком шагу — истинно Русский — встречая полезное с приятным, должен с восторгом любоваться, научаясь тому примерному устройству и порядку, который привлекает уже любопытство и просвещенных иноземцев».
Восхищался Грузиным и сам государь император, который почти каждый год приезжал отдохнуть в это, пожалуй, самое необычное во всей тогдашней России место.
Единственные люди, которые испытывали недовольство заведенными в Грузине порядками, были грузинские крестьяне. Свое неприятие «аракчеевщины» они выражали по-разному: кто тихим ропотом, кто руганью в адрес хозяина, а кто и побегами. Бежали в леса, поля, куда угодно, лишь бы скрыться от графа-благодетеля. Бежали не только теплым летом, но и студеною зимою, готовые скорее замерзнуть, чем жить под Аракчеевым.
