И в самом деле, с одной из дальних скамеек раздался голос:
— Не знаю, что будет. Не угадаешь! Думаю только, что будет очень хорошо.
— Ну, еще бы! — отозвались в другом углу.
— А как вы думаете, — спросил я, — какие у ребят будут лагеря лет через десять или пятнадцать?
Тут разговор сразу принял деловой и хозяйственный оборот.
— Ну, будет много мячей, игр… И все кровати будут с сетками, чтобы не проваливаться.
Это сказал маленький пионер, лукаво посматривая на вожатого.
Вероятно, этому пионеру не раз случалось проваливаться на пол вместе с тюфяком и одеялом.
— Вот тоже! Нашел о чем говорить! — засмеялся кто-то рядом. — Я думаю, в каждом лагере будет своя парашютная вышка!
Парашютная вышка сразу оторвала нас не только от лагерных кроватей, но и от земли. Следующий пионер заговорил уже о Марсе:
— Я не могу дождаться, когда люди долетят до Марса. Это надо сделать поскорее, и люди будут туда летать, вот как теперь ездят из Ленинграда в Москву.
— А первая остановка будет на Луне! После этого ребят уже не надо было вызывать на разговор. Одна за другой стали подниматься руки.
— Но ведь на Луне нет воздуха. Человек не может жить без воздуха и воды, — сказал какой-то скептик.
— Ну, и что ж с того! Будут брать с собой воду и воздух. Как сгущенное молоко в банках.
— Зачем в банках? В баллонах!
Долго говорили ребята о межпланетных путешествиях на «ракетопланах».
— Может, удастся устроить хозяйство на Луне или на Марсе! — сказала одна из девочек.
Очевидно, пионерка имела в виду не собственное хозяйство, а что-то вроде лунного совхоза или марсианского колхоза.
Та же девочка сказала:
— Государств на Земле не будет. Люди будут жить не в государствах, а в климатах. Неграм, например, я думаю, нужен жаркий климат.
В этом разговоре я заметил одну особенность.
Для наших ребят «будущее» и «коммунизм» — равнозначащие понятия. В разговоре то и дело одно слово заменялось другим, и этого никто даже не замечал.
Девочка, которая утверждала, что неграм нужен жаркий климат, так описывала будущее:
— Трамваев не будет, а только аэропланы. Кондуктор скажет: «Площадь Льва Толстого!» Гражданин выскочит и спрыгнет на парашюте… Если не на остановке спрыгнет, воздушная милиция его оштрафует.
— А если его ветром отнесет? — спросили ребята.
— Ветра при коммунизме не будет!
— Почему ж это не будет?
— Да научатся погодой управлять, вот и все.
— При коммунизме, — сказал мальчик, которого мне представили как лучшего музыканта в лагере, — при коммунизме музыку знать будут все, как теперь умеют читать и писать. Я читал, что животные и те хорошо воспринимают звук. Ведь вот телефон, радио передают звук на расстояние. Я думаю, что диких зверей можно будет приманивать звуками, и звуками можно будет сообщаться с разными планетами.
Много еще говорили ребята о будущем. Одни — о планетах, другие — о том, можно ли устроить в будущих городах движущиеся тротуары разных скоростей для тех, кто гуляет, и для тех, кто идет по делу; третьи спрашивали, нельзя ли искусственно провести в человеческом мозгу новые извилины, чтобы люди, стали умнее; четвертые говорили о подвижных домах; пятые — о воздушных велосипедах; шестые — о газонаполненных скафандрах для гигантских прыжков над землей; седьмые — о притяжении к Арктике теплых течений.
Впрочем, у всех ребят было одно общее: будущее представлялось им счастливым.
— Но у меня есть еще такое желание — сказал девятилетний мальчик с узенькими черными глазами и с челкой на лбу. — Часто бывает, что два товарища уговариваются, что им делать. Один говорит: пойдем гулять, а другой говорит: не хочу, буду лучше читать. Так вот я бы хотел, чтобы в будущем люди научились так сговариваться, чтобы никто друг другу не отказывал.
Не знаю, осуществится ли когда-нибудь мечта мальчика о том, чтобы на свете не осталось неразделенных желаний. Но высказал он эту мечту от всей души.
Да и не он один, а все ребята — и большие и маленькие — говорили о будущем с настоящей искренностью и с чувством ответственности. Было похоже на то, что в соседней комнате сидит волшебник, от которого зависит осуществление всех этих желаний. И потому ребята ожесточенно оспаривали всякое легкомысленное предложение. Да таких предложений почти и не было.
Только один из младших пионеров не то в шутку, не то всерьез высказал совершенно невероятную гипотезу:
— Я думаю, что дома будут золотые, в тысячу этажей, автобусы будут тысячеместные, а легковики — стоместные!
Должно быть, этот мальчуган еще не вышел из того возраста, когда все, что блестит, кажется прекрасным и тысяча всегда кажется лучше сотни, а сотня — десятка.
За большую детскую литературу
1
Всего несколько лет тому назад стране нужны были только пятитысячные и десятитысячные тиражи детских книжек. Сейчас речь идет о стотысячных и даже миллионных тиражах. Отчего это произошло? Оттого ли, что наши книги стали в десять или во сто раз интереснее? Нет, это — результат всеобщей грамотности.
Для литературы расширили и углубили фарватер.
Если книга требуется в таких тиражах, это означает, что она идет в самую глубь страны, в те места, где еще детской книги не знали, ко всем народам и племенам нашего Союза.
Давайте прежде всего вообразим себе этого небывалого по численности и по своему социальному облику читателя детской книги.
Наша обязанность — дать множеству растущих людей представление о широком и сложном мире, в котором они будут со временем жить и действовать.
Разговаривая с нашим читателем, детство которого протекает в тридцатых годах нашего столетия, мы имеем дело с человеком пятидесятых, шестидесятых, семидесятых годов!
Мы должны дать этому человеку мировоззрение борца и строителя, дать ему высокую культуру.
Ведь нельзя же рассчитывать на то, что школа сама по себе, без помощи художественной книги осуществит эту задачу. По одной схеме, без того сложного материала, который дает искусство, человек никогда не станет грамотным, не научится понимать слов, терминов и тех оборотов речи, которые связаны с многовековой жизнью человечества. У него не будет исторической перспективы.
Если мы с вами не путаем Людовика Девятого с Людовиком Восемнадцатым, то только потому, что мы читали в свое время исторические романы и повести. А наши ребята зачастую путают между собой не только восемнадцать французских Людовиков, но и трех русских Александров. Нужно так готовить и вооружать наших ребят, чтобы они могли читать, ценить и понимать большую литературу.
