Интернациональное воспитание, которое получают наши дети, не будет иметь под собой прочного фундамента до тех пор, пока они не будут представлять себе достаточно реально и рельефно весь мир с его странами и народами.
У детской литературы — широкие универсальные задачи. Вот почему Детиздат нельзя сравнивать ни с одним из существующих издательств. Ведь он в одно и то же время по своим задачам — и Литиздат, и научное издательство, и техническое, и социально-экономическое, и какое хотите. А при всем том он еще должен создавать книги на трех различных языках, потому что в пять лет человек говорит на одном языке, в десять — на другом, а в пятнадцать — на третьем.
Но универсальность детской литературы не превращает ее в какой-то ГУМ со множеством обособленных разделов и полок. Детская художественная книга должна быть познавательной; познавательная — художественной.
Ни одна научная истина и ни один житейский факт не дойдут до ребенка, если не будут обращены к его воображению, к его чувству. Об этом надо помнить.
Ни один ученый не сможет написать для детей хорошую книгу, если он чужд и враждебен искусству. Ни один литератор не создаст хорошей повести, если он пренебрегает подлинным материалом, научным или житейским.
При помощи тех или других литературных приемов, при известном умении обращаться со словами можно, конечно, произвести на читателя впечатление. Но ведь впечатления, как сказал где-то Горький, бывают и во сне, — какая им цена!
Нет, нам нужны те впечатления, которые остаются надолго и через много лет отражаются на поступках человека, на его чувствах, и мыслях.
А вызвать такие впечатления не так-то просто.
Для этого нужна плотная художественная ткань, а не реденькие, лишь кое-где пересекающиеся нитки фактов и сведений.
А ведь в большинстве детских книжек, написанных неумелыми любителями или небрежными профессионалами по заказу, вы только и найдете эти четыре ниточки основы.
Вот у Диккенса — дело другое. Не так-то легко расплести его на отдельные прядки или даже вытянуть из него хоть одну ниточку. Недаром мы, которые читали его в двенадцать лет, помним то, что прочли, и в тридцать, и в сорок, и в пятьдесят лет. Да и не одного Диккенса можно привести в пример. Все то, что называется искусством, даже самым примитивным, — всегда сложная ткань. Вспомните «Красную Шапочку» или «Морозко», любимую народную песню и присказку. Какое сложное взаимодействие ритма, фабулы, бытовой обстановки и простой поэтической причуды! Вот почему так трудно подражать этим образцам. Попробуйте выбросить хоть одно слово из народной присказки или песни. Нет, из песни слова не выкинешь.
А вот из книжки «Люлик в детском саду» — издание 1935 года — я бы выкинул все слова.
Я бы выбросил их за то, что у автора ничего не было за душой, когда он писал эту книжку, кроме одного только весьма похвального желания показать, как хорошо у нас в детском саду.
Я бы выбросил за то, что автор пишет о детях и не видит детей, не находит ни одного запоминаемого образа или слова.
Вы прочитали книжку и узнали, что в детском саду есть парикмахерская, докторская приемная, живой уголок и комната, где танцуют. Но для одного этого не стоило писать книжку.
Вряд ли в памяти у ребенка останется после этой жалкой и реденькой книжки что-нибудь, кроме жеманных, грамматически неправильных фраз, вроде следующих:
«…Люлику ужасно захотелось… слушаться команды удивительной пианинной тети».
«Удивительная пианинная тетя» — это, и правда, удивительно.
Или вот еще фраза: «Может быть, доктор был хороший человек, но где мама, он определенно не знал».
Мы столько говорим о языке, говорим где надо и где не надо, а в то же время позволяем засорять книжку для маленьких самым скверным жаргоном.
Мне это «определенно» не нравится. Так же «определенно» не нравится мне, что автор этой книжки Р. Энгель позволяет себе искажать слова. Он говорит «Люликины кудряшки», «малышовая группа» и т. д.
Все это из кокетства, из жеманства, из желания замаскировать полное отсутствие мыслей, наблюдений, переживаний.
Но, может быть, вы подумаете, что у этой фальшивой и схематичной книжки есть, по крайней мере, свой прикладной смысл — ну, хоть такой, какой бывает у стихов, которые издает Наркомздрав?
Ничуть не бывало.
У вдумчивого человека книжка способна вызвать ужас. Вы только подумайте! Мать привела Люлика в детский сад и ненадолго оставила его во дворике у кучи песка. Ребенок соскучился без матери и пошел ее разыскивать. И что же? В первой комнате его без всяких разговоров остригли наголо, во второй комнате забинтовали с ног до головы. Потом он прогулялся по всему детскому саду, выпустил из коробки живых лягушек, прошелся по коридорам, и никто его даже не остановил и не заметил. Ходит себе мальчик и ходит.
Но вот наконец мать увидела его.
Энгель описывает эту сцену так:
«Мама приоткрыла дверь и видит — Люлик марширует среди ребят. Люлик или не Люлик? Голова у него вовсе не кудрявая, а остриженная, в руке синий флажок, на другой руке белый бинтик, на ноге — бинтище с этаким громадным бантом, а мордашка, мордашка у Люлика ужасно довольная…»
Интересно, какая мордашка была у его матери в ту минуту, когда она увидела своего остриженного и забинтованного сына.
Выходит, что детский сад — это что-то вроде мясорубки. Попал в воронку, и тебя уже закрутило.
И пойдешь ты, как по конвейеру, по всем парикмахерским и амбулаториям, пока тебя так не отделают, что собственная мать — и та не узнает тебя.
Вот какая бестактность получается в результате механического, равнодушного писания, без настоящего материала и без художественной задачи.
Я потому так долго говорю о такой книжке, как «Люлик в детском саду», что этого самого Люлика очень удобно принять за измерительную единицу вроде киловаттчасов, калорий или градусов. Это единица измерения пустоты, равнодушия, фальши в детской литературе. Может быть, и в книжках писателей получше, чем Энгель, вы тоже найдете иной раз этих Люликов в том или ином проценте.
Вот, например, возьмите книжку, мало похожую на произведение Энгель.
Это книжка о спасении экспедиции, погибающей среди льдов Арктики. Книжка на замечательную тему — о героическом походе «Красина». Написал ее Миндлин, способный литератор-очеркист.
Но вот что подарил он детям младшего возраста.
Тетрадка из тридцати двух страниц, с тремя десятками фотографий, с коротким текстом, набранным самыми разнообразными шрифтами.
На титульном листе книжки напечатано, что рассказал ее для малышей участник похода «Красина».
