Из письма Б. В. Адамовича из Сараево к М. В. Массен в Одессу от 4 февраля 1929 года:
Здравствуй, Маруся.
Выслал два тюбика Люминала, как только получил жалованье, и вложил рецепт. Теперь не знаю — пропал пакетик или Ты получила его после отправления открытки от 4 февраля? Во всяком случае, вышлю ещё раз, хотя бы и без рецепта.
Меня тронуло письмо Ляли, но ты просила писать реже, чтобы не тревожить больную. Написать Зое я не решаюсь. Конечно, многое хотел бы спросить. О том, что Ляля была на сцене, я знал.
Её болезнь мне знакома по таким же больным среди моих воспитанников, знаю и тех, кто освободился от припадков с годами. Болезнь неразгаданная и лечение неопределённое.
Как мне хотелось бы иметь те пьесы, в которых участвовала Ляля, здесь их нет, желательны в 1–3 акта с небольшим числом лиц и содержательные. Я тоже прикосновенен к театру и ставлю иногда любительские спектакли…
… Жаль сад в Петровцах, он был продлением жизни насадивших его. Кто же в доме?
Моё здоровье пошатнулось: расширение сердечной аорты. Тяжело переношу холода. На дворе наледь и снежная вата! Морозы до 15°, высоко — 530 м. над морем и зима небывалая. Вспоминаю горы на берегу Чёрного моря. Там природа несравнимо богаче и берег красивее и живее, чем Далмация.
Где умер брат Гриша? От туберкулёза? А где Александр Филимонович и его радости? Подписываюсь как всегда… Боря.[847]
Продолжение дневника Ляли Массен:
11 сентября 1929 года.
…Но я люблю театр. Не могу представить себе жизни без скитаний. Счастье, которое можно пережить на сцене, будет меня баюкать так же, как вас на экране с киногероем. Можно ведь думать, что человек, целующий тебя в 1-м акте и убивающий в 5-м, действует из искренних побуждений. И чем больше отдаёшь себя роли, тем ближе и радостней это 2–3-х часовое счастье. А на завтра новый образ и новые слёзы. Вероятно, это подсознательное чувство и толкнуло меня гимназисткой на сцену. Ведь так заманчиво два часа чувствовать себя красавицей или принцессой. И когда я играла Гизу в «Шуте на троне», я мстила своей юности, которая, кроме насмешек и зла в гимназии, мне ничего не дала. Теперь я снова одинока и что же, кроме театра, вернёт мне мои грёзы?..
29 октября.
… И вот на пепелище чувств вырастает чахлый и крохотный, но зелёный росточек. Это надежда. Он крепнет, этот крошка-былинка, и я верю, знаю, что наступит и в моей жизни лучшее время. Только бы мне чуточку здоровья и тогда я ухвачу Судьбу за рога… и это будет. Я ВЕРЮ!.. За мной молодость. Я ещё повоюю, чёрт возьми!
31 декабря.
(Ленинград, Васильевский Остров, 22 линия, дом 9). Завтра Новый год! Если отнять у меня мечту о возвращении в театр, то это равносильно краже сумы у нищего. У нас тепло, чисто, мы сыты. С Новым годом, мои родные — близкие и далёкие!
6 января 1930 года.
Получила письмо от Нины. Она в Перми, не служит, и Павлик работает один.
14 апреля.
Я боюсь смерти… это так страшно… жутко… А хочу любить, страдать, но только жить…
15 июня.
Болезнь забирает все силы. Моих припадков настолько боятся, что даже не входят к нам в комнату, у тёти Веры от страха делается обморок. Мама так издёргана, что еле сдерживается от истерик и сердечных приступов. Вина, конечно, лежит на мне. Зима далась нелегко: воспаление лёгкого в больнице, плеврит дома и крупозное воспаление. Теперь встала, но силы не восстанавливаются. Болезнь, отпусти меня из своих жгучих когтей…
21-го.
… Как странно? «Это» с Сергеем не даёт мне той радости, которой я так ждала. Мы принадлежим друг другу уже довольно давно. Но отчего нет мира в моей душе? Его больная жена? Спасибо за нежность, которая всегда трогает.
6 января 1931 года.
Утром разговорились с Зоей, вспоминали Сочи… Сестричка разошлась со своим моряком ещё в 1928 году, уехала с сыном Сашей в Миргород, где жила у родственников дяди Бори. Сейчас она уже замужем за командиром батареи 75-го артполка А. А. Соколовым и работает статистиком в райисполкоме. Дай Бог им счастья.
31 мая.
Троица. В этом году даже без букета цветов. И погода ужасно нервная: на солнце — жара, в тени 8°, холодно смертно. Сергей с труппой в Петрозаводске. Шлёт открытки, думая, что я сержусь. Но это не так. Соскучилась ужасно.
5 сентября.
Ровно год со дня моего грехопадения с Сергеюшкой. В квартире сняли телефон. На двери записка: «Милая Лизочка, звонил в 4 и в 5 приходил, не застал. Жду в саду после 9 вечера». А я хочу в день нашей годовщины быть с тобой вместе дома!
31 августа 1933 года.
Чудный день в Сестрорецке, один из самых счастливых в моей уходящей молодости. Я у Сергея в нашей комнатке-светёлочке, любима и люблю. Приехала вчера и ночевала «у нас». Сегодня уеду обратно. Сергеюшка здесь на отдыхе и лечении. Я тоже лечусь — инъекции и порошки внутрь. Главное, что за 10 лет болезни лекарства мне будто немножко помогают.
5 сентября.
Мой дорогой друг-дневничок, помоги мне, поддержи меня! Мамуся, родная, спасибо за твою бесконечную заботу и ласку. Сергеюшке тоже огромная благодарность за всю любовь, которую от тебя получила! Твоя Лиза. Сегодня ровно 3 года нашей связи…[848]
На этом дневники Елизаветы Массен обрываются, но её жизнь ещё продолжалась…
12 апреля 1928 года в Брюсселе в возрасте 48 лет скоропостижно и загадочно скончался Главком Русского общевоинского союза (РОВС) генерал-лейтенант барон П. Н. Врангель. Его смерть сразу же сказалась на судьбах кадетов в КСХС. Переговоры, которые велись в последнее время между Державной комиссией королевства и РОВС о сокращении затрат на финансирование кадетских корпусов[849], вылились теперь в расформирование новым председателем «Союза» генералом от инфантерии А. П. Кутеповым Крымского кадетского корпуса! Предполагалось также обратиться к королю Александру I с просьбой о пожаловании Русскому корпусу имени императора Николая II[850].
Приказ возмущённым крымцам был зачитан в Белой Церкви 10 августа 1929 года временно исполнявшим должность директора генерал-лейтенантом Е. Ф. Эльснером. По желанию воспитанники были распределены между Русским (130 человек) и Донским (101 человек) корпусами, но прозвучавший в этот момент девиз — «Рассеяны, но не расторгнуты» — остался навсегда в летописи кадетского братства.
