Новодворская
Он пойдет в движение, которое Немцов создает из ОГФ, республиканцев и, возможно, касьяновской структуры, и из немногих свободнорожденных членов СПС (там четыре организации нашлись, ну и сам Боря). И, может быть, у них что-нибудь получится. По крайней мере, это будет абсолютно антикремлевское движение.
Боровой
Не уверен.
Новодворская
Бывает, что мышь загонят в угол, и она начинает нападать даже на кошку. Может быть, Рыжков как раз такая мышь.
Боровой
Не хочу его даже обсуждать. Не интересен. Он мне понятен. Он мог оказаться так же, как в свое время многие из радикальных демократов оказались в «Нашем доме — России», в любой кремлевской структуре. Все то же самое.
Новодворская
К счастью, Кремль, кажется, перестал таких, как Рыжков, к себе приглашать. Нет искушения.
Боровой
Нет необходимости создавать даже видимость политической поддержки. Не нужен он.
Новодворская
А ты знаешь, что и диссидентское движение своим существованием было обязано тупости, свирепости и абсолютной недоговороспособности власти. Они не хотели ни с кем сотрудничать: ни с Хельсинкским движением, ни с Сахаровым. И поначалу осторожные высказывания первых правозащитников стали абсолютно непримиримыми, потому что с ними не хотели мириться. А если бы власть делала какие-то пассы, какие-то авансы, устраивала какие-нибудь игры, то ведь неизвестно, чем бы это кончилось. Сколько бы осталось нас, абсолютно непримиримых, таких, как Мальва Ланда? Сколько бы было таких и сколько было бы других, которые пошли в Кремлевский дворец. Это был момент раскола демократического движения, когда власть позвала правозащитников в Кремлевский дворец и обещала не играть советский гимн и честно играла Окуджаву и Галича (можешь себе представить, как они давились этими звуками!). И мы, наверное, месяца три обсуждали, ходить или не ходить. «Мемориал» пошел, потому что ему отказывали в провинции в помещениях, объясняя это так, что вас нам заказали, вас надо представить в Кремль. А если вы в Кремль не поедете, то мы вас лишим штаб-квартиры, будете платить по коммерческой цене, а столько заплатить вы не сможете. Ковалев пошел, потому что ему было неудобно перед «Мемориалом». Пономарев не пошел, не смог через себя переступить. Людмила Алексеева пошла. И Саня Даниэль, к сожалению, тоже пошел. А из нас никто не пошел, из более радикальных диссидентов. Вот представь себе, что советская власть тоже устраивала бы такие спевки. Ведь когда покойного Андрея Дмитриевича (согласись, человека безупречного) Горбачев позвал на тот завтрак в Кремле, так ведь Андрей Дмитриевич ему аплодировал. Хотя было еще не за что аплодировать. Даже всех политзаключенных еще не успели освободить.
Боровой
Все познается в сравнении. Я думаю, что он аплодировал вектору. Крючков, который каждый день выступает и говорит, что надо этих агентов влияния, этих кооператоров к ногтю, и Горбачев, который кажется радикальным, экстремистом, либералом на фоне Крючкова — это разные векторы развития.
Новодворская
Энтэвэшники всегда честно делились со мной эфирами и правозащитникам никогда не отказывали, показывали и митинги, и пикеты. И все-таки кончили они красиво. Как они шли через дорогу! Как они шли через эту дорогу до ТВ–6 в развевающихся плащах! Это был просто крестовый поход детей. Я имею в виду их уход с захваченного НТВ, когда туда пришли люди в черном. И они встали, хотя никто их не гнал, и Йордан не собирался лишать их работы и свободы слова, и для бедного Алика, который искренне хотел им помочь, это была очень большая неожиданность. И Путин обвел его вокруг пальца и подставил, и запачкал.
Боровой
Бедного, доверчивого Коха…
Новодворская
Путин его переиграл, это естественно. Алика ведь не обучали в Высшей школе КГБ. А Йордана тоже подставили. Он совершенно не хотел попадать в эту некрасивую историю, и через год его выгнали, потому что он действительно никого не лишал слова и соблюдал там американские стандарты.
Я специально оставила на память свой последний эфир у Савика Шустера на йордановском НТВ. Это я ведь тогда придумала термин «путинюгенд» по отношению к «Идущим вместе». Это все было в прямом эфире, и Йордан устроил разнос после эфира не за меня, а за Ерофеева, который читал свои весьма своеобразные страницы. Там был момент нарушения закона о печати, потому что много было неприличия. А из-за меня, хотя я там на голове только что не стояла, Савику Шустеру не было на моих глазах сказано ни одного грубого слова. Так что все относительно.
Но они ушли красиво на ТВ–6, они не выдержали унижения, они не знали, что отныне унижение становится законом. Для того чтобы попасть в эфир. И они все ушли, правда, потом некоторые вернулись. И оказались уже на первом канале, на втором, черт знает где оказались. Тот же Мацкявичус. Но тогда они ушли. И на ТВ–6 они тоже работали красиво. По крайней мере, Витю Шендеровича никогда не брали за хвост и не выкидывали, и он там творил. Я думаю, именно из-за него и ТВ–6 тоже разогнали. И из-за него разогнали TBC.
Витя Шендерович — великий человек. Из-за него три канала разогнали, три мероприятия проводили по ликвидации НТВ. Сначала собственно НТВ, потом ТВ–6 и TBC. И везде Витя постарался создать что-нибудь великое: и «Десять дней, которые потрясли нас», и «Кремлевский театр», а одни «Куклы» чего стоили!
И эти митинги — они были красивы. Они чем были хороши, эти два последних митинга? Люди в последний раз почувствовали себя людьми, от которых что-то зависит. Люди пришли, двадцать тысяч. Это очень много для того времени, это очень много для Москвы. И люди стояли, сначала под снегом, потом, на втором митинге, под дождем. Верили, что они их остановят, что Путин через них не перешагнет. Потом они уже поняли, что все бесполезно, что никто их не станет слушать, что они — лагерная пыль. И они отчаялись, перестали ходить, а потом уже и некуда стало ходить, потому что всюду ходили лимоновцы. И в этом бананово-лимонном Сингапуре не все хотели появляться.
Боровой
Кстати, как мне всегда казалось, это некая идеологическая установка. Лимонов, Жириновский. Это техника. Прийти чуть раньше и нагадить. Я в свое время начал создавать антикоммунистический центр, это было в 1998 году, в порядке подготовки к выборам, и параллельно вдруг Жириновский начал создавать антикоммунистический центр. Естественно, на него тратили больше времени СМИ и больше рассказывали о его активности. И я понял, что лучше я не буду это делать, а то потом придется объединяться с Жириновским. И остановил этот проект.
Новодворская
Я думаю, что я буду защищать «Эхо», несмотря на не очень красивый инцидент, который там недавно произошел. В принципе, Венедиктов нашел в себе мужество, взял себя в руки и вернул мне эфир, правда, раз в полтора месяца, по карточкам. Но все-таки вернул. Читатели и слушатели заставили. И, видимо, он понял, что это плохая защита.
