Австрия могла избежать гибели, не мешая Суворову победно завершить его молниеносную кампанию. Это не стоило бы Францу ничего. Русские не были заинтересованы в завоеваниях на Западе. Император Павел мечтал лишь освободить от французов Мальту, чтобы восстановить там рыцарский орден. Правда, на освобожденных от французов греческих островах адмирал Ушаков поддержал республику, а Суворов видел Италию свободной, под властью ее собственных монархов. Но даже русский идеализм австрийцы и англичане могли преодолеть, позволив Суворову победить Директорию и уничтожить европейскую войну. Ради этой святой цели фельдмаршал пожертвовал бы даже своими иллюзиями.
В условиях, когда австрийцы пресекали все попытки Суворова вооружать итальянцев, когда политические вопросы в Италии явно (а военные — тайно) были переданы Меласу, когда полководца больше чем на месяц, до 20-х чисел июля, заставили отказаться от наступательных действий, он еще питал надежды, что ему дадут победить Францию и остановить войну.
Трудно себе представить, что пережил Суворов, когда стремительность освобождения Италии была перечеркнута, драгоценное время кампании терялось бездарно, а победа была поставлена под угрозу. «Я очень в здоровье слаб, — писал он 21 июня, — часто забываюсь и сомнительно, чтобы выдержал кампанию. Гофкригсрат во все вмешивается. Если давать баталию, то должно в Вене доложиться… Привыкли битыми быть» (Д IV. 225).
25 июня он подал Павлу I прошение об отзыве из Италии, если «безвластие мое… не переменится». «Честнее и прибыльнее воевать против французов, нежели против меня и общего блага», — написал он в тот же день Разумовскому, надеясь, что тот воздействует на «глупо-робкий кабинет», который неумолимо ведет Австрию к разгрому. 27 июня он растолковал ему свои стратегические расхождения с союзниками подробно:
«Его Римско-Императорское Величество желает, чтобы, если мне завтра баталию давать, я бы отнесся прежде в Вену. Военные обстоятельства мгновенно переменяются; поэтому для них нет никогда верного плана. Я и не мечтал быть на Тидоне и Треббии по следам Ганнибала… Фортуна имеет голый затылок и на лбу длинные, висящие волосы, полет ее молниеносен; не схвати за волосы — уже она не возвращается… Не лучше ли одна кампания вместо десяти? И не лучше ли иметь цель направить со временем путь на Париж, чем остроумно ступенями преграждать дорогу к вратам Вены, для торжества покорения» ее французами (Д IV. 243)?
Получив прошение Суворова, Павел I написал 12 июля письмо Францу I, прося венценосного брата урезонить гофкригсрат, ибо помехи Суворову могут привести к гибельным последствиям для всех союзников (Д IV. 233, 235). Но дело было не только в советниках Франца в Вене, а в потрясающей тупости его самого и всей австрийской военщины вместе. Даже служившие под началом Суворова генералы, вместо того, чтобы молиться на него, завидовали и жаловались, что «счастливчик» воюет не по правилам, томит их быстрыми маршами и т.п.
2 июля Суворов, клавший все силы на любезную сердцам австрийцев осаду крепостей, представил Францу I план действий после их взятия. Союзная армия делилась на пять 20-тысячных частей. Две оставались, в угоду гофкригсрату, для обороны Северной Италии неведомо от кого. Одна очищала от французов Тоскану и Рим. Одна шла на Геную, а последняя, при поддержке флота Нельсона и Ушакова, — на Ниццу. Ее движение должно было побудить французов скорее оставить Ривьеру. «Для восстановления религии, престолов и всеобщего спокойствия» в Италии следовало вооружить 59-тысячную армию Пьемонта, набрать 10 тысяч волонтеров в Венецианской области и Ломбардии (Д IV. 246). Реакцию Франца I на такое предложение представить легко.
11 июля Суворов, тщательно готовивший поход с точки зрения его снабжения, доработал план. Теперь он считал возможным оставить в завоеванных областях минимум войск, а сводным отрядом русских (21 тысяча) ударить прямо на Ниццу (Д IV. 247). По данным тщательно организованной им разведки действий Директории, особенно сбора военных сил в Дофине, французы не смогли бы преградить ему путь на Париж (Д IV. 239, 279).
К этому моменту Суворов, видимо, отказался от мысли побудить эрцгерцога Карла, командовавшего австрийскими армиями в Германии и Швейцарии, перейти в решительное наступление. Десятки пламенных писем фельдмаршала ничего не изменили. Оставалось надеяться, что эрцгерцог станет преследовать и тем оттягивать на себя дивизии французов, которые побегут с захваченных ими земель спасать от Суворова Париж.
Тем временем фельдмаршал, быстро перебрасывая тяжелую артиллерию, брал крепости одну за другой. 11 июля сдалась цитадель Алессандрии (Д IV. 261, 262), 17 июля — Мантуи. Кардинал Руфо собрал на Юге Италии освободительную армию, которую Суворов учил «Науке побеждать» (Д IV. 260), и при поддержке союзного флота восстановил монархию в Неаполе (Д IV. 277, 279). Флот Нельсона и Ушакова он уже задействовал в блокаде Ривьеры с моря. Его план наступления от 19 июля позволял минимизировать время и потери но, увы, подразумевал, что кампания на этом и закончится. Видимо, поэтому он был одобрен австрийским командующим Меласом:
«Ныне должны мы направлять все действия наши к тому, чтобы еще до наступления зимы овладеть Варом, Ниццей и цепью Савойских гор. Когда же выпадет снег, то он приведет войска в совершенную безопасность, обеспечит их зимние квартиры, утвердит завоевания наши и доставит нам полную свободу сделать приготовления к будущей кампании.
Идти в Геную прямо через Нови, Акви и проч., из Генуи в Ниццу через Савону, финале, Лугано значило бы начать продолжительную и сопряженную с величайшими жертвами горную войну. На уступах гор, возвышающихся параллельно, находятся выгоднейшие для неприятеля местоположения, из коих надлежало бы беспрестанно выгонять его. Опыт войны 1795 года достаточно показывал это.
Мое решительное мнение состоит в том, чтобы, в случае наступательных действий против Ривьеры, стремиться со всей силой к Ницце через Коль-ди-Тенде, принудить неприятеля к оставлению Ривьеры, а еще лучше отрезать его там до отступления»{165}.
Суворов — и с ним мечтавший о зимних квартирах Мелас — в плане наступления в Ривьере отказались от штурма любых крепостей. Ударная армия шла прямо на Лазурный берег Франции через Тендский горный проход. «Если мы достигнем до Ниццы, то отрежем неприятелю отступление и можем всю армию его совершенно истребить». Остальные войска должны были лишь преследовать и пленять отходящих французов по берегу моря, по долине Треббии и через горы к Генуе. Для обеспечения внезапности маневра армия не должна была делать никаких движений к Тендскому проходу, но беспрестанными демонстрациями показывать, что собирается наступать на Геную. О плане не должен был знать никто, кроме командующих корпусами и генерал-квартирмейстера.
