К сожалению, мои слова были истолкованы некоторыми неправильно и в таком извращенном виде доложены Лене, которая на заседании не присутствовала. Это несчастное собрание надолго разрушило нашу дружбу, так как вместо того, чтобы выяснить со мною вопрос, она легко поверила недоброжелателям, о сплетне которых я ничего не знала. Она перестала со мною здороваться, звонить мне, на мои звонки не подходила к телефону, и в результате последующие пятнадцать лет мы с ней не общались.
Обиделся на меня и А.И.Данилов. Несмотря на то, что я заранее предупредила его о своей позиции, он, в свою очередь, считал, что я выступила против него, Александр Иванович, правда, скоро забыл об этом, и наша с ним дружба в общем продолжалась, хотя после этой конференции он снова совершил, с моей точки зрения, грубую ошибку, опубликовав свой доклад в журнале «Коммунист»[46], что по тем временам придало его писанию совсем уже официозный характер давления на науку сверху. Все это оставило память о нем как о душителе и гонителе свободной исторической науки, каким на самом деле он, в сущности, не был.
Глава 48. Александр Иванович Данилов
Здесь уместно сказать несколько слов о человеке, с которым меня связывали многие годы хорошие научные отношения, даже своеобразная дружба. Я уже писала, что познакомилась с ним в 1946–1947 году, когда он вернулся из армии и продолжил свои занятия в аспирантуре. С тех пор между нами возникла взаимная симпатия, но закрепилась она в конце шестидесятых годов, когда я выступила оппонентом на его докторской диссертации, а затем нам пришлось сталкиваться в работе по историографии, бывшей его специальностью. Этот во многих отношениях незаурядный, большой человек, хороший ученый, прекрасный организатор науки имел в характере и судьбе что-то сходное с Н.А.Сидоровой. В нем тоже уживались многочисленные противоречия, и он тоже оставался сыном своего печального времени, совместившим в себе все то хорошее и плохое, чему он оказался современником.
Выходец из среды сельской интеллигенции (учителей), он некоторое время сам учительствовал, затем поступил в ИФЛИ, удивительно быстро овладел латынью и немецким языком, стал одним из любимых учеников А.И.Неусыхина. Под его руководством Данилов начал заниматься историей Германии раннего средневековья. К своему учителю он навсегда сохранил бесконечное уважение и любовь, никогда не давал его в обиду, даже в самые тяжелые, последние годы его жизни.
Александр Иванович был очень привлекателен внешне — большой, красивый, с умными, искристыми, серо-голубыми глазами, со светлой шевелюрой, которая за годы нашего долгого знакомства сильно поседела. Свою красоту и значительность он сохранил до последних дней жизни.
А.И.Данилов был талантливым исследователем. Начав с изучения раннесредневековой Германии, он связал свою последующую жизнь с историографическими исследованиями, став одним из первых, кто своими работами вернул нашу заблудившуюся историографию на путь серьезных исканий в области развития исторической мысли, без догматических заушательств и чисто политико-идеологического подхода к ее оценке. Его работа[47] по истории немецкой медиевистики конца XIX — начала XX веков, вышедшая в 1958 году (докторская диссертация), в этом смысле явилась вехой на пути более серьезного изучения историографического материала. Позднее, будучи ректором Томского университета, он создал там целую школу исследователей, развивавших историографическую мысль в этом направлении, организовал периодический сборник «Методологические и историографические проблемы исторической науки».
Вместе с тем он нередко выступал как блюститель «чистоты» марксистской исторической мысли и методологии истории, нередко в догматическом духе. Было ли это его внутренним убеждением или своего рода принципиальной последовательностью, я затрудняюсь ответить. Как член партии и при этом чиновник высокого ранга (ректор Томского университета, Министр просвещения РСФСР), он считал себя обязанным придерживаться официальной доктрины, истолковывая ее иногда слишком догматично. Мне до сих пор непонятно, как он, столь глубоко и тонко разбиравшийся в зигзагах немецкой историографии, мог в 1955 году обрушиться с неоправданно резкими выпадами против Д.М.Петрушевского, ученого, по своим выводам и конкретным наблюдениям часто приближавшегося к марксизму[48], а в 1969 году — на наших так называемых «структуралистов».
Его успехи в науке, организационные способности, блестящая защита диссертации в 1959 году, ее публикация в виде книги позволяли надеяться, что он будет оставлен в МГУ в качестве научного сотрудника. Но у него не было ни квартиры, ни прописки в Москве, и это вынудило уехать в провинцию — сначала в Казань, заведовать кафедрой всеобщей истории, а затем в Томск, где возглавлял кафедру древней истории и средних веков, но вскоре стал ректором этого крупного университета, где проработал до конца шестидесятых годов. Там он проявил себя как блестящий организатор, оставивший большой и добрый след в истории Томского университета, пользовался в Томске вообще большим уважением и любовью.
Однако его собственная научная карьера во многом пострадала и из-за отрыва от Москвы, и из-за занятости организаторской работой. Обстоятельства сложились так, что ему пришлось ограничить свои занятия историографическими исследованиями, оставив собственно исторические. Но дело это он поставил на широкую ногу, создал в Томском университете центр по изучению историографии и методологии истории, начал издавать ежегодник, приобретший всесоюзное значение. Вокруг него образовалась целая школа специалистов-историографов, существующая до сих пор.
В эти годы и в Томске, и в Москве А.И.Данилов стал заметным человеком, с которым считались. Его историографические работы, как и работы его учеников, отличались большой глубиной, серьезностью, тонкостью анализа. Чем дальше, тем больше он и его ученики отходили от стереотипов огульного осуждения всего, что делалось в буржуазной историографии, хотя, конечно, и для него и для них (как, впрочем, и для всех наших историков) аксиомой оставалась мысль, что историки-немарксисты, как бы ни были талантливы, все равно в своих выводах и обобщениях стоят ниже марксистской историографии. Тогда такое отношение было нормой, и не мне упрекать Александра Ивановича за это.
В годы пребывания А.И.Данилова в Томске мы, как ни странно, сдружились с ним теснее. Когда он приезжал в Москву, а это бывало довольно часто, мы обычно встречались, обсуждали возникавшие тогда научные проблемы. Нередко он заезжал ко мне домой — веселый, красивый, оживленный, всегда с коробкой конфет для меня и бутылкой коньяка для Эльбруса, с которым я его познакомила. Умный и проницательный человек, Александр Иванович многое понимал в окружающей нас жизни, хотя в своих оценках был крайне осторожен. В то время мы с ним работали над новым учебником по истории средних веков для вузов, к чему я привлекла его после смерти Н.А.Сидоровой. Во время его приездов в Москву мы часто обсуждали содержание глав этого учебника, его структуру.
