не хватило лишь пары шагов, чтобы спастись.
Сейчас всего семь утра, но все жители улицы вышли из своих домов. Люди кричат, заламывают руки и бегают в панике. Когда люди кричат: «Помогите ему! Помогите ему!» – означает, что внутри горящего дома кто-то есть. Люди видят, что на нас униформа, и думают, что мы можем помочь в любой ситуации. Но если у человека случится инфаркт на борту самолета, никто не будет спрашивать, есть ли среди пассажиров инспектор дорожного движения, который тоже носит униформу.
Я смотрю на горящий дом и думаю: «Что, черт возьми, я могу сделать? Я же должен сделать хоть что-нибудь, нельзя просто стоять». Я надеваю резиновую перчатку, подхожу к двери, хватаюсь за ручку и понимаю, что перчатка прилипла. Пытаясь оторвать перчатку, я замечаю силуэт человека по другую сторону двери со стеклянными вставками. Мы с партнером обсуждаем, не выбить ли дверь, но поскольку мы оба видели фильм «Обратная тяга», то понимаем, что в таком случае нас может засосать внутрь или обжечь. Еще я думаю: «Не хочу умирать, меня дома ждут трое детей!»
Я уже готов опустить руки, как вдруг мы видим, что к дому подъезжает пожарный автомобиль (работники скорой помощи и полицейские обычно называют пожарных «Трамптон» в честь старой детской передачи). Я с облегчением выдыхаю. Пара пожарных выпрыгивают из автомобиля и разбивают окно. Как ни странно, никого из них не засасывает внутрь и не обжигает. Через несколько секунд пожарные выносят из дома тлеющее тело. В руке этого несчастного человека зажата связка ключей. Очевидно, он пытался добраться до двери, когда его накрыло пламя. Ему не хватило всего нескольких шагов.
Удостоверившись, что несчастный мужчина мертв и помочь ему уже невозможно, мы завершаем смену и возвращаемся по домам. Проснувшись через несколько часов, я включаю телефон и вижу около тридцати пропущенных вызовов, двадцать голосовых сообщений и множество СМС. Что произошло? Террористическая атака? Катастрофа с участием множества автомобилей? Нет. Оказывается, я попал в последний номер журнала Heat, и моя фотография находится прямо над фотографией Гока Вана. Нет худа без добра.
Я вылезаю из постели, одеваюсь, забираю детей из школы и натягиваю улыбку. Если меня спрашивают, как прошла рабочая смена, я отвечаю: «Нормально». Что еще я должен сказать? «Просто великолепно! Тот парень сгорел заживо. Он дымился, когда его вытащили, и в руке у него были зажаты ключи». Такие разговоры сложно переваривать вместе с жареным мясом.
6
Лица быстро забываются
Справедливости ради я хочу сказать, что никакое обучение, каким бы полным оно ни было, не подготовит вас к работе в скорой помощи. Если вы не научитесь плавать быстро, то уйдете на дно, сжимая в руке рацию.
Хотя большинство тел работает – или выходит из строя – одинаково, каждый человек индивидуален. По этой причине 99 % нашей работы заключается в том, чтобы правильно разговаривать с людьми. Нас учат распознавать сердечный приступ, оказывать помощь при инсульте и перевязывать раны, но человеку, который упал с велосипеда и сломал бедро или выпал из окна и получил травму, требуется не только физическая помощь, но и успокаивающий разговор.
Кроме того, приходится иметь дело с серьезными общественными проблемами, такими как абьюзивные отношения [3], домашнее насилие, злоупотребление алкоголем и наркотиками, а также суицидальные посты в социальных сетях. Таким образом, мы выполняем обязанности медиков, социальных работников, священников и полицейских.
Я пришел к выводу, что если относиться к каждому пациенту, как к члену семьи, то вероятность совершить ошибку снижается. Как часто вы слышали, чтобы ваши родственники и друзья говорили: «Ребята из скорой помощи были такими милыми!» Надеюсь, что часто. Если у пациента сложилось о нас такое впечатление, значит, мы все сделали правильно. В противном случае мы где-то ошиблись.
Некоторые наши действия могут быть довольно инвазивными, особенно когда речь идет о работнике скорой помощи мужского пола и пациентке. В таких ситуациях необходимо быть уважительным и максимально четко объяснять, что мы делаем и зачем. Если у пациентки подозрение на сердечный приступ, я должен сделать ей электрокардиограмму (ЭКГ), для проведения которой необходимо установить на левой стороне груди маленькие электроды. Однако я не стану просто задирать ей футболку и прилеплять электроды. Сначала я объясню, что сделать ЭКГ необходимо, поскольку она покажет, что происходит с сердцем. Затем я расскажу, как проходит ЭКГ, и применю техники отвлечения внимания. Расстегивая блузку пациентки, я поболтаю о чем-нибудь обыкновенном, например спрошу, что она любит готовить или где купила стереосистему.
Большая часть работы в скорой – правильно разговаривать с людьми. На самом деле в любой области медицины умение разговаривать, наверное, самое важное в работе врача.
Иногда я получаю письма от родителей моих пациентов с благодарностью за то, что я так хорошо отнесся к их детям. Это очень приятно. С детьми нельзя обращаться так же, как со взрослыми. Однажды я видел программу, в которой ребенка переодели в астронавта, прежде чем поместить его в аппарат МРТ, названный врачами космическим кораблем. Серьезная процедура вдруг превратилась в развлечение. Мне нравится такой подход. Экстренная ситуация может очень напугать ребенка. Ему нужны лишь мама и папа, а он вдруг видит, что в дверь входят два незнакомца с кучей странных вещей. Таким образом, нам приходится быть кем-то вроде аниматоров (не беспокойтесь, я никогда не стану Дэвидом Брентом: «Во-первых, я друг, во-вторых, работник скорой помощи и, в-третьих, клоун…»). Мы часто сталкиваемся с истеричными мамами и папами, а еще с родителями, которые стремятся все контролировать. Я понимаю, что видеть своего ребенка страдающим очень тяжело, но, чтобы он оставался спокойным, необходимо, чтобы родители сохраняли самообладание.
Лечить детей может быть очень приятно. Мы делаем все возможное, чтобы процесс оказания помощи напоминал игру. Проводя осмотр, я спрашиваю у ребенка, какой мультяшный персонаж его любимый или какой футболист ему нравится больше всех. Я могу дать ему какой-нибудь медицинский инструмент. А иногда я шучу:
– Пожалуйста, подержи этот красный фонарик. Хотя, знаешь, я лучше дам его твоей маме.
– Нет, я его хочу!
– Хорошо. Готов поспорить, что ты не сможешь сидеть спокойно, пока я свечу им тебе в ушко!
Иногда я даю ребенку свой телефон, чтобы он с ним поиграл. Поразительно, что готовы сделать дети, чтобы немного посмотреть YouTube. Мультфильм «Вороньи неприятности» мой самый любимый. Он о вороне, у которой неприятности. Гениально!
Я говорю ребенку:
– Ты мне кого-то напоминаешь.
– Кого?
– Птичку из «Вороньих неприятностей».
– Откуда?
– Ты не знаешь этот мультфильм? Смотри!
Я даю ребенку свой телефон, включаю серию мультфильма и делаю то, что должен сделать. Бывает, я перевязываю рану, а ребенок подпевает песенке из заставки. Это и есть продуманная тактика.
Кто-то скажет, что человека нельзя
