Или возьмем другой пример. Мао Цзэдуну, который гордился идеей военизации труда, можно было бы напомнить следующие высказывания Троцкого на IX съезде РКП (б): «В военной области имеется соответствующий аппарат, который пускается в действие для принуждения солдат к исполнению своих обязанностей. Это должно быть в том или другом виде и в области трудовой… Рабочая масса… должна быть перебрасываема, назначаема, командуема точно так же, как солдаты. Это есть основа милитаризации труда…» А вот и о скачках у него же: «…Ясно, что после того, как мы преодолеем первую нищету, мы сможем перескакивать через целый ряд последующих ступеней…» Не правда ли, как похоже на рассуждения пекинских поклонников «больших скачков»?
Не следует забывать, что человечество в нашу эпоху уже сталкивалось и с апологией насилия, и с разгулом национализма, и с вождизмом, и с вакханалией обманутой толпы. Сейчас это проявилось в новой форме: полигоном для подобных идей стала великая страна. Ее руководители, располагая термоядерным оружием, играют такими вещами, как мировая война. Иными словами — это специфический случай давно знакомой социальной болезни мелкобуржуазности.
Ретивые поклонники маоизма поспешили объявить опыт КПК, особенно опыт «культурной революции», китайской моделью социализма. В этом отношении типична позиция бывшего члена Французской компартии Роже Гароди. В своей книге «Большой поворот социализма» он пишет, что, даже если «культурная революция» и была мистифицирована в силу свойственных Китаю условий, отход на определенную, необходимую для критики дистанцию позволит нам рассматривать «культурную революцию» как трудный, но необходимый этап осуществления социализма в Китае.
Отстаивая идею самых различных моделей социализма — «советской», «китайской», «чехословацкой», «французской», Р. Гароди упускает главное — социализм — и вольно или невольно подменяет его критерии национализмом, едва прикрытым социальным содержанием и революционной фразой. Что остается от «новой модели социализма», если, по словам самого Р. Гароди, с ним связана «авантюристическая политика», основанная на «извращениях и даже преступлениях», «неистовый антисоветизм во имя попытки установить китайскую гегемонию над международным коммунистическим движением», «раскол лагеря социализма» и т. д.? Что остается от социалистического идеала, если народ становится жертвой. авантюристических экспериментов, бесконтрольной власти человека, претендующего на роль создателя нового символа веры?
Сама постановка вопроса о различных моделях социализма не выдерживает критики. При всех особенностях тех или иных стран существует единый исторический тип социализма, как и единый тип капитализма, несмотря на его существенные отличия, скажем, в США, ФРГ, Японии, Франции.
Это отнюдь не противоречит необходимости творческого применения принципов социализма к конкретным условиям каждой страны, каждого народа, каждого данного исторического периода. Это требование особенно важно, когда речь идет о таких странах, как Китай, который не прошел сколько-нибудь значительного этапа капиталистического развития и несет на себе груз восточного способа производства, имперских традиций власти, что находит свое отражение в особенностях культуры, идеологии, массового сознания.
В марксистской литературе последних лет все более утверждается мнение, что социальная и политическая структура Китая, который находился на начальном этапе социалистического строительства, деформировалась под влиянием режима личной власти Мао Цзэдуна и его идеологии.
Борьба внутри КПК, о которой мы рассказывали ранее, происходила не только в сфере идейной. Затрагивая коренные вопросы экономического, социального и политического развития страны, она неизбежно находила отражение в характере, формах и темпах осуществляемых социальных преобразований. Противоречивая и ошибочная политика неизбежно отражалась в экономике и социальных отношениях. Отсюда не мнимые «скачки», а подлинные перепады в ходе строительства нового общества Китая: от великих побед на его начальном этапе до экономических спадов в последующие годы; от крупных завоеваний в борьбе против феодализма и империализма, в экономическом строительстве до резкого упадка в развитии производительных сил и ослаблении страны; от поистине беспредельного народного энтузиазма, обращенного на созидательные цели в первые годы существования КНР, до разгула национализма и одновременного роста пассивности масс как результата гибельных экспериментов маоистов.
Очевидно, в Китае мы имеем дело с попыткой осуществления мелкобуржуазных представлений о социализме со всеми их специфическими особенностями, связанными с прошлым этой страны.
Как можно с учетом этого определить этап, на котором находится сейчас Китай? На наш взгляд, это государство накануне «культурной революции» находилось на самом раннем этапе социалистического строительства. Там были осуществлены преобразования собственности: государственная собственность победила в городе, а кооперативная — в деревне. Объективно страна стояла перед крупнейшими экономическими и социально-политическими проблемами, и прежде всего перед проблемами осуществления индустриализации, превращения в промышленно развитую державу с преобладанием в социальной структуре рабочего класса и научно-технической интеллигенции. В политической области страна стояла перед необходимостью преодоления режима личной власти и осуществления демократии трудящихся масс в интересах победы социализма.
Однако эти объективные потребности общественного развития пришли в противоречие с руководящими политическими силами, представляющими мелкобуржуазный социализм и национализм. Разрешение противоречий между объективными потребностями страны и режимом военно-бюрократической диктатуры и ее идеологией создало мучительный период, насыщенный самой ожесточенной борьбой. Она не закончилась и поныне.
Последний вопрос: куда идет Китай?
Гипотетически можно представить себе несколько вариантов развития страны.
Первый путь — постепенное продвижение к научному социализму на основе развития экономики, роста рабочего класса, народной интеллигенции и развития социалистической демократии.
Второй путь — реставрация капитализма и возврат вспять к дореволюционным отношениям.
Третий путь — длительная консервация мелкобуржуазных и полуфеодальных форм «социализма», последующее развитие которого в будущем невозможно обозреть даже в теоретическом плане.
