«Научный метод не отличается от методов иных областей земного знания, он состоит в отсечении невежества. Представ перед величием беспредельного единства Природы, мы можем осмыслить её, лишь выделяя те, или иные детали и рассматривая их (будь то осознанно, или нет) изолированно.»
Построение модели работы мозга в виде «дискретной контролирующей машины» — вот хороший пример «выделения тех, или иных деталей», так как, при желании, можно найти множество иных способов описать работу мозга. Однако утверждение Тьюринга заключалось в том, что подобная модель подходит для описания того, что мы называем «мышлением». Как он отметил несколько позднее, пародируя доводы Джефферсона: «Нас не интересует тот факт, что мозг своей консистенцией напоминает холодную овсянку. Мы не собираемся утверждать, что данная машина слишком плотная, чтобы походить на мозг, а следовательно, она не способна мыслить.» Или, как он указал в своей работе: «Мы не ставим машине в упрек тот факт, что она не блещет на конкурсах красоты, равно как и не упрекаем человека в том, что тот не способен обогнать аэроплан. Благодаря условиям нашей игры данные ограничения становятся несущественными. «Свидетели» могут, если сочтут такое поведение уместным, сколько угодно бахвалиться своим очарованием, физической силой или героизмом, однако задающий вопросы не имеет права потребовать фактической демонстрации.»
Оспорить его доводы в рамках данной модели не представляется возможным, впрочем можно привести аргументы против самой модели. Аргументы теоремы Гёделя является прекрасным примером принятия модели системы, основанной на логике. Однако Тьюринг, понимая философию науки, оспаривал правомочность самой модели. В частности, факт остается фактом: ни одна машина не способна быть подлинно «дискретной». В строгом смысле подобных машин не существует. В действительности все процессы происходят непрерывно, однако многие машины удобно рассматривать как дискретные. К примеру, рассматривая систему освещения, удобно полагать, что каждый из выключателей находится однозначно либо в положении «включено», либо «выключено». Промежуточные положения должны существовать, тем не менее для своих целей мы можем ими пренебречь.
Именно пренебрегая ими, мы и выделяем те самые важные детали, необходимые для научного метода. Он признавал, что по своей природе нервная система является непрерывной, а следовательно не представляет из себя машину дискретных состояний. Незначительная ошибка в информации о силе нервного импульса, воздействующего на нейрон, приводит к значительному изменению силы исходящего импульса. Принимая это во внимание, можно прийти к выводу, что имитировать нервную систему с помощью системы, основанной на дискретных состояниях, не представляется возможным.
Несмотря на это Тьюринг полагает, что какие бы непрерывные и случайные элементы не принимали участие в функционировании системы, до тех пор пока мозг работает каким-либо единственным определенным образом, его работу возможно имитировать сколь угодно правдоподобно с помощью дискретной машины. Подход видится разумным, так как он предполагает тот же метод аппроксимации, что используется в прикладной математике, и при замене аналоговых устройств цифровыми.
«Чудеса природы» начинались с вопроса, что общего у меня с иными живыми существами, чем я от них отличаюсь. Теперь Алан Тьюринг задал вопрос, что общего между ним и компьютером и в чем заключаются их отличия. Помимо характерных свойств «последовательного» и «дискретного» следовало учесть и понятия «контролирующего» и «активного». Здесь он столкнулся с вопросом, важны ли его чувства восприятия, мышечная деятельность и биохимические процессы в теле для мышления или же, по меньшей мере, их можно включить в модель, основанную исключительно на «контроле», в которой все эти физические процессы не будут иметь значения. Рассуждая о данной проблеме, он написал:
«При обучении машины невозможно следовать в точности тому же процессу, что и в обучении ребенка. Так у машины отсутствуют ноги, следовательно, её не удастся попросить пойти и наполнить ведерко для угля. Возможно, у неё не будет и глаз. Тем не менее, все эти отличия можно преодолеть с помощью инженерных ухищрений, и всё же машину не отправишь в школу, по меньшей мере, её засмеют другие дети. Однако её необходимо обучать. Не следует слишком беспокоиться о ногах, глазах и прочем. Пример мисс Хелен Келлер демонстрирует, что процесс обучения возможен при условии наличия двусторонней коммуникации между учителем и учеником.»
Он не придерживался догматичного подхода в своих рассуждениях. В заключение он написал (вероятно, на всякий случай):
«Можно также утверждать, что оптимальным путем станет обеспечение машины наилучшими из возможных органами чувств, а затем обучение её английскому языку. Данный процесс может напоминать обучение обычного ребенка: учитель показывает предмет и называет его. Как бы то ни было, мне не известен верный ответ, я полагаю, что стоит опробовать оба подхода.»
Однако сам Тьюринг делал ставку на нечто иное. Позже он скажет:
«…Я, безусловно, надеюсь и полагаю, что машинам не станут всеми силами придавать подобие с человеком в областях, не имеющих отношение к интеллекту, таких как форма тела. Подобные попытки видятся мне тщетными, а их результаты будут своей неестественностью походить на искусственные цветы. Попытки создания мыслящей машины, по моему мнению, относятся к иной категории.»
Отбирая в 1948 году области, предложенные к автоматизации, он останавливался именно на тех, что не «предполагали контакта с окружающим миром». Игра в шахматы, по большей части, не включает иных фактов, кроме положения на доске и состояния разума игроков. То же самое можно сказать и о математике, действительно, основанной исключительно на символах системе, предполагающей сугубо технические вопросы, то есть вопросы техники вычислений. Сам Тьюринг включал сюда и криптоанализ, однако сомнения у него вызывали переводы с одного языка на другой. Тем не менее в публикации для журнала “Mind” он смело включил в область деятельности «интеллектуальных машин» и разговор. Тем самым Тьюринг попал под собственную критику, так как участие в повседневном разговоре требовало бы от машины «контакта с окружающим миром».
Он не решил проблемы, состоявший в том, что подлинный разговор подразумевает действия, а не исчерпывается лишь последовательностью символов. Слова произносятся с целью произвести изменения в мире, изменения неизбежно связанные со смыслом высказывания. Размышления о значении и смысле завели ученого в область нематериальных и религиозных коннотаций, однако нет ничего сверхъестественного в том обыденном факте, что человеческий мозг соединен с окружающим миром устройствами, отличными от телетайпа. Предполагалось, что «контролирующая машина» будет иметь сколь угодно малые физические проявления, однако для того, чтобы речь была услышана и понята, она должна иметь выраженное физическое воздействие, связанное со структурой окружающего мира. Согласно модели Тьюринга данный факт не являлся существенным, им следовало пренебречь при выборе конкретных деталей к рассмотрению, однако аргументы в поддержку такого подхода оказались довольно слабы.
