Наваждением (фр.).
Солдаты, с этих пирамид сорок веков смотрят на вас… (фр.)
Нотабене! Вспомнила! Тиц. (5 апреля 1938 года, при окончательной правке пять лет спустя!) (примеч. АС. Цветаевой).
Если бы кто-нибудь прошел мимо… Но никто никогда не проходит здесь (фр.).
От матушки — веселый нрав и страсть к сочинительству (нем.).
Книгой с иллюстрациями (нем.).
Что он не ввязывался в ссоры своих друзей (фр.)
Над схваткой (фр.)
Плохо понятым добром (фр.).
Треск (фр.).
Я ем все (фр.).
У памяти хороший вкус (фр.).
Пережитую (фр.).
Триумфальную арку (фр.).
Вы захватили Эльзас и Лотарингию,
Но сердец наших не завоюете никогда… (фр.).
Воздушная ванна, солнечная ванна (нем.).
Путник (нем.).
Немецкую верность (нем.).
Заменено по требованию В. В. Руднева дабы не обидеть автора записи (примеч. М. Цветаевой).
Козочка (фр.).
Ах, ты выйдешь, Бикетта, Бикетта.
Ах, ты выйдешь из этого кочна! (фр.).
Локонов (фр.).
Зубной боли в сердце (нем.).
Миньона (фр.).
Какой кажусь, такой я стану!//Не троньте белый мой убор! (нем.).
Душа, смятенная вечностью (фр.)
Августу фон Платену — его друзья (нем.).
Нуль (фр.).
Перетанцовывает (нем.).
Я перелетаю через вас! (нем.).
(Духи в сенях)
Один из нас в ловушке! (нем.).
Роковой, фатальный (нем.).
«Перед» вставлено потом (примеч. М. Цветаевой).
Удар молнии. Здесь: любовь с первого взгляда (фр.).
Овсяная похлебка (нем.).
Brühe — похлебка; brüten — высиживать (птенцов); Milchsuppe — молочный суп (нем.).
Зоопарк (нем.).
Название торговой фирмы (нем.).
Папка, по-немецки — Mappe, а Pappe — бессмыслица (примеч. М. Цветаевой.)
Ты (нем.).
После меня — потоп! (фр.)
Дальше! (нем.)
(Духи в сенях)
И он освободился! (нем.)
Имена жены и малолетней, тогда, дочери (примеч. М Цветаевой).
Ель (нем.).
Мальчишка, молокосос (нем.).
Порыв (нем.).
«Человек — слово!» — «Но вы ведь — женщина!» — «Нет! Человек! Человек! Человек!» (нем.)
Слово, принадлежащее Б. К. Зайцеву (примеч. М. Цветаевой).
Чтобы занять себя (фр.).
Она была бледной — и все-таки розовой,
Малюткой — с пышными волосами (фр.).
Все-таки розовой.
Она была бледной — и все-таки розовой (фр.).
Ее смех был так близок к слезам — а слезы так близки к смеху, — хотя я не помню, чтобы видела их льющимися. Можно было бы сказать: ее глаза были слишком горячими, чтобы дать слезам пролиться, что они сразу высушивали их. И потому эти прекрасные глаза, всегда готовые плакать, не были влажными, напротив: блестя слезами, они излучали жар, являли собой образ, излучение тепла, а не влажности, ибо, при всем своем доброжелательстве (недоброжелательстве — других), она ухитрялась не пролить ни единой слезинки.
И все же —
Прекрасные, прекрасные, подобные виноградинам; и уверяю вас, они были обжигающими, и при виде ее хотелось смеяться — от наслаждения! Это и есть, вероятно, — «плакать жаркими слезами»? Значит, я видела человеческое существо, у которого слезы были действительно жаркими. У всех прочих — у меня, у остальных — они холодные или теплые, а у нее были обжигающие, и так силен был жар ее щек, что они казались розовыми. Горячие, как кровь, круглые, как жемчуг, соленые, как море.
Можно было сказать, что она плакала по-моцартовски (фр.).
Эдмон Абу… в «Горном короле»:
— Какие у нее были глаза, любезный господин' Ради вашего же спокойствия желаю вам никогда не повстречать подобных! Они не были ни синими, ни черными, но цвета особенного, единственного, нарочно для них созданного. Они были темными, пламенными и бархатистыми, такой цвет встречается лишь в сибирских гранатах и в некоторых садовых цветах. Я вам покажу скабиозу и сорт штокрозы, почти черной, которые напоминают, хотя и не передают точно, чудесный оттенок ее глаз. Если вы когда-нибудь бывали в кузнице в полночь, вы должны были заметить тот странный коричневый блеск, который отбрасывает стальная пластина, раскаленная докрасна, вот это будет точно цвет ее глаз. Вся мудрость женщины и вся невинность ребенка читались в них, как в книге; но это была такая книга, от долгого чтения которой можно было ослепнуть. Ее взор сжигал — это так же верно, как то, что меня зовут Герман. Под таким взглядом могли бы созреть персики в вашем саду (фр.)
