— Есть у вас книга «Русский доктор»?
— Какое название?
— «Русский доктор».
— Что за издательство?
— Святого Мартина.
— Кто автор?
Я — скромно:
— Владимир Голяховский.
— Что-то я не слышал о таком. Сейчас посмотрю в каталоге новых изданий. Ага, есть! Идите в конец полки медицины, там найдёте.
— Но это не про медицину, это мемуары доктора.
— Всё равно, смотрите там.
Действительно, на самом конце самой дальней полки, зажатые между учебниками по гинекологии и урологии, сиротливо стояли несколько моих книг. Мне их даже жалко стало: кто же их там заметит, чтобы купить?
Вот и стояли мои книги, как бесприданницы: «Хороша я, хороша, да плохо, что меня не рекламируют». Предстояло моей книге, как и её автору, самой пробивать себе дорогу к сердцу читателей.
Теперь у меня появилось занятие — дарить и подписывать экземпляры «Русского доктора» тем, кого я мог считать своими друзьями и приятелями. Первый, конечно, предназначен моей маме, которой уже перевалило за восемьдесят. Её и отца фотографии были первыми в книге. До чего же она была счастлива! — плакала, благодарила:
— Спасибо тебе, спасибо за все радости!.. Как жаль, что папа не дожил…
Святая традиция — я и в России всегда дарил ей первые экземпляры своих книг. На этот раз книга была на английском. Но мама, в её возрасте, упорно каждое утро занималась сама языком и много месяцев ходила на вечерние курсы. Она могла поддерживать простой разговор, а теперь даже взялась читать книгу.
Я дарил книгу людям, которые помогли мне её издать, подарил моему другу доктору Уолтеру Бессеру, который помог мне найти резидентуру. В госпитале надо было дать директору Лёрнеру и его заместителю Рамиро Рекене. Рамиро был очень благодарен, внимательно книгу рассматривал, показывал другим — он обожал и собирал книги. Лёрнер в тот день был дома. Я позвонил ему в Бруклин и попросил разрешения приехать.
— Доктор Владимир, добро пожаловать!
— Спасибо. Я напросился, потому что у меня к вам небольшое дело особого рода.
— Какое? Я с удовольствием сделаю, что могу.
— Я привёз вам в подарок свою книгу.
— Вашу книгу? — он взял её с удивлением. — О, это же замечательно, поздравляю! Пилар, посмотри, какая прекрасная книга. Ну, спасибо! Вы это сами всё написали? Я знал, что вы были ортопедом, но не знал, что вы ещё и писатель.
Не выпуская книгу из рук, он ввёл меня в богатую гостиную, где был приготовлен к чаю стол. Пошла свободная дружеская беседа, какой я давно не вёл с докторами ранга выше моего.
Пора было прощаться:
— Спасибо за чай и за приём. Мне пора ехать исполнять свои резидентские обязанности.
Лёрнер слегка усмехнулся:
— Ну, ну, я верю, придёт время и вы опять станете профессором.
«Твоими устами мне бы мёд пить», — я вспомнил русскую поговорку.
А он продолжал:
— Я хочу вас попросить прочитать резидентам лекцию на тему «Лечение переломов и вывихов». У вас наверняка больший опыт, чем у многих наших ортопедов.
Предложение было приятное и почётное: я не читал лекции уже шесть лет, а на английском — никогда. Значит, он понимает мой профессиональный уровень, раз просит читать лекцию. Вот уже первая выгода от книги — она придаёт мне значимость.
Через неделю в госпиталь приехали корреспондент и фотограф из редакции «Нью-Йорк тайме», самой влиятельной газеты, сделать мою фотографию на работе: газета планировала опубликовать рецензию на «Русского доктора». Фотограф ходил за мной и без конца снимал в разных местах и ситуациях. Доктор Лёрнер присоединился к нам, давая советы, где меня снимать. Это привлекло внимание сотрудников, пошли расспросы: зачем да почему приезжал фотограф? А через две недели появилась статья «Врач, который излечил себя» (имелось в виду, что я уехал из коммунистической России).
Многие читали и удивлялись, Лёрнер и Рекена меня поздравляли и всем про статью рассказывали. Акции мои повышались.
Готовясь к лекции, я решил делать иллюстрации-слайды не из учебников, а со своих рисунков. Несколько набросков я показал Лёрнеру. Посмотрев рисунки и послушав объяснения, он сказал:
— Слушайте, почему бы вам не написать учебник по ортопедии?
— Мне? Учебник? Кому здесь нужен мой учебник? Я не профессор, не директор, даже и не аттендинг.
— Зато у вас богатый опыт и вы умеете хорошо рисовать. В Америке и резиденты издают практические руководства. С вашими рисунками может получиться великолепное практическое руководство для резидентов. А профессором вы ещё обязательно станете (уже второй раз он зачем-то предсказывал это).
Я стал думать: книга по специальности была бы хорошим итогом моей активной работы в ортопедии. И руководство по ортопедии я всё-таки написал — через десять лет.
Убийство хирурга. Эпидемия СПИДа
Жизнь продолжалась своим чередом, уже немного более гладким. Здоровье не беспокоило, и при сбалансированном внутреннем состоянии я работал, дежурил и по вечерам писал вторую книгу (русский вариант которой вы сейчас читаете).
В нашем госпитале было довольно много больных — иммигрантов из Союза, жителей Бруклина. Пожилые и старые люди, они не знали английский, и меня часто просили переводить для них. Как только я заговаривал с ними на русском:
— Ой, вы говорите по-русски? Какое счастье! Это же безобразие: никто со мной не говорит, никто не хочет меня слушать! Что это за госпиталь, что за доктора?! У нас в Одессе (Черновцах, Николаеве, Кишинёве, Херсоне и т. д.) доктора были сердечные люди, они разговаривали с больными. А здесь?!
Я хорошо знал этот общий для русских иммигрантов «синдром раздражения от непонимания» и пытался объяснить:
— Но ведь доктора и сёстры вас не понимают, они не знают русский.
— Всё равно, это безобразие! Что, они не могут, что ли, нанять переводчиков? Говорят, что в Америке медицина богатая. Если она такая богатая, то почему нет денег на переводчиков? Не хватает, что ли? Нет, что ни говорите, а отношение к больному здесь хуже, чем в Союзе. Три дня до вашего прихода со мной никто не разговаривал! Врачи все чёрные, сёстры все чёрные. Что, не могли сразу прислать вас, что ли? Что же это такое! Куда я попала?
— Я не ваш доктор, я пришёл помочь вам переводом.
— А кто же мой доктор — чёрный этот? Для чего мне нужен чёрный доктор? И соседи по палате (понижая голос) — они же все чёрные бандиты и проститутки. Куда я попала?
— Вы должны понять: у вас нет страховки для частного лечения, поэтому вас и привезли в обычный городской госпиталь.
