Ознакомительная версия.
– Моя дорогая, Ганна подписала контракт, едет на гастроли на Кубу – петь «Федору»[26]. Не могу отпустить мою нежно любимую жену без сопровождения. Хотите поехать вместе с ней?
– Конечно! – ответила я – мне и в голову никогда не пришло бы отказаться от путешествия на Кубу.
Рекламную кампанию заранее провели газеты, и приняли нас замечательно, номера в отеле «Англетер» завалены цветами. По ночам мы не смыкали глаз, оглушенные шумом автомобилей, поворачивающих на площади со страшной скоростью. Бóльшую часть времени Ганна Вальска репетировала, а я осматривала город, стараясь научиться говорить по-испански. Компания молодых веселых журналистов коварно пыталась учить меня неприличным словам, а затем в восторге слушала, как я их употребляла перед пораженными слушателями.
В городе была, тогда в расцвете славы, великая Павлова[27], и по причине нашего внешнего сходства (впрочем, оно мне казалось сомнительным) знаменитую балерину и меня путали. Когда я выходила из отеля, на меня нападала стая газетчиков, а Павлова в это время спокойно покидала его через потайной выход.
А потом наступил роковой день премьеры «Федоры». Цветы заказывали оптом, зрители отправлялись с твердым намерением выразить свой восторг, но публика, однако, решила иначе.
Кубинцы – восхитительные люди, но они знают, чего хотят, а интерпретация «Федоры» не вызвала у них одобрения. После первого акта все встали и потребовали вернуть деньги. Обезумев, я бросилась вперед остановить подношение цветов, постараться убедить Вальску, что она слишком устала и не в голосе сегодня. Все бесполезно – Ганна непременно хотела продолжать, так и сделала, – пока шум не стал оглушительным. Цветы летели на пол, и вскоре разразился настоящий скандал. Через спасительную потайную дверь я утащила Ганну Вальску, затолкала в фиакр и приказала ехать два часа по пустынной дороге вдоль берега моря, чтобы избежать встречи с журналистами, которые, без сомнения, ожидали нас перед дверями отеля. Когда мы наконец вернулись, нашли директора театра, итальянца, взбешенным, полным решимости требовать возмещения убытков. Он настаивал на выплате чрезвычайно большой суммы, и нам не хватало времени дождаться, пока она прибудет из Нью-Йорка. Пришлось уговаривать Ганну Вальску, страшно раздраженную и не соглашавшуюся ни на что, расстаться с большой черной жемчужиной, что позволит нам покинуть страну первым же пароходом.
Несмотря на все эти печальные события, у меня осталось прекрасное воспоминание о Кубе. Из всех стран Латинской Америки, какие я видела, к этой питаю особую склонность. Испанская твердость уравновешена чувством юмора, и я забавлялась «запрещенными» пьесами», на которых дамам не следует присутствовать, а носы актеров выкрашены в черный цвет. Вальска меня совсем разлюбила – нормальная человеческая реакция, – по-прежнему стремилась петь и к тому же выходила замуж за миллионера…
В последний раз я видела своего мужа в воскресный вечер, когда выходила из коттеджа, где навещала Гого. Мы не встречались уже десять месяцев, и когда он показался из-за поворота, меня охватил неконтролируемый приступ паники – обычно такие приступы случаются со мной, когда внезапно наталкиваюсь на человека, с которым не хочу иметь дела. В тот же момент по улице проехал спортивный автомобиль, и мужчина за рулем, должно быть, угадал мой страх и открыл дверцу. Вскочив в машину на ходу, я оставила мужа на тротуаре. Мой спаситель осведомился, куда меня отвезти:
– На вокзал, пожалуйста!
Мы не промолвили больше ни слова, он не задавал вопросов, и я больше его никогда не видела.
Мне одолжили маленький домик в Вудстоке, что-то вроде американского Сен-Жермен-де-Пре. Там я прожила две или три недели спокойно, только раскормленные хозяйские кошки меня терроризировали. А еще я решила научиться водить машину, и это притом, что Скиап ненавидела все связанное с механикой, даже с телефоном не умела обращаться. Но я все же сочла необходимым преодолеть это ужасное головокружение – оно буквально вызывало у меня что-то вроде физической тошноты. В один прекрасный день она осмелилась вести машину сама – и вот, выехала, за рулем старенького «форда» по имени «Лизи». Все шло хорошо до момента, пока на повороте перед ней не возникло препятствие в виде огромного коровника, закрытого на замок. Нажала на акселератор, совершила какие-то невероятные действия со стартером и рванула к воротам.
С неслыханной для такого почтенного автомобиля скоростью «Лизи» выставила закрытые ворота, разгоняя испуганных коров, выехала через ворота с противоположной стороны и, преследуемая обезумевшим скотом, промчалась через поля и закончила свой путь в яме.
Скиап прекрасно поняла, что никогда не научится водить, и это ей показалось своего рода унижением: ведь за рулем чувствуешь себя так свободно, а кроме того, столько дураков прекрасно с этим справляются!
Неподалеку от моего дома, в лесу, жил молодой итальянский певец – большая надежда «Метрополитен-опера»; его ожидало блестящее будущее. Соотечественники сразу почувствовали взаимную симпатию и стали друзьями. Мы вместе совершали далекие прогулки, вели долгие разговоры и чувствовали себя друг с другом умиротворенными и счастливыми. Оба, обладая истинно романским характером, вовсе не заботились о том, что Марио находился в состоянии развода. Но его бывшая жена с нетерпением ожидала момента, чтобы нанести удар, и нанесла его. Однажды поздним вечером, когда я обедала у своего нового друга, в тишине леса поднялся шум и раздались громкие удары в дверь и крики: «Смола и перья!»
Марио немедленно открыл дверь, и толпа людей вломилась в прихожую. Увидев меня, удобно устроившуюся у камина и поедающую спагетти, все смолкли. А Скиап поднялась, убрала со стола, в сопровождении друга покинула его дом и вошла в свой – никто пальцем не тронул.
Рассказываю этот второстепенный, но удивительный эпизод, потому что он свидетельствует о том, что, несмотря на современный уклад жизни, старые обычаи живы в Америке, вплоть до библейского наказания за супружескую измену: «Смола и перья». Однако, как видим, американцы с их непосредственным чувством реальной ситуации готовы честно признать себя виновными, если им докажут, что они ошибаются. Несколько месяцев спустя молодой Марио погиб от скоротечного менингита, и я занималась всеми формальностями, бывшая его жена так и не появилась.
Гого казалась счастливой и здоровой, ситуация улучшилась, как вдруг я внезапно поняла, что в свои пятнадцать месяцев она еле-еле умеет ходить – передвигается наподобие краба. Тем не менее няня – а у нее репутация была очень компетентная – заверяла, что девочка страдает лишь небольшим насморком.
Ознакомительная версия.
