Экспериментирование по большей части было направлено на накопление опыта в состоянии медитации. Ошо описывал эксперименты с прогулками по краю обрыва и с прыжками в воду с моста как примеры перехода в трансцендентные состояния разума:
«В детстве я обычно брал своих друзей на реку. Мы шли по узкой тропинке вдоль берега реки. Идти по самому обрыву было очень опасно, один неосторожный шаг — и ты летишь прямиком в реку, а это было самое глубокое место. Там никто не ходил, но это было самое любимое мое место. Я старался провести своих друзей по самому узкому карнизу. Очень немногие были готовы идти со мной, но те, кто пошел, получали великолепные впечатления.
Все они рассказывали мне: „Это так странно — но мысли замирают!“ Иногда я вел моих друзей к железнодорожному мосту, чтобы прыгать с него в реку. Это было опасно и… запрещено. Там на часах всегда стоял полицейский, потому что туда, чтобы свести счеты с жизнью, часто приходили самоубийцы. Чтобы полицейский позволил нам прыгать, нам приходилось подкупать его. Постепенно он начал понимать, что к мосту приходят одни и те же люди, которые не собираются умирать и совершенно не заинтересованы в том, чтобы покончить с собой.
На самом деле он постепенно полюбил нас и перестал брать у нас подношение. Он говорил: „Можете прыгать. Я не стану смотреть в эту сторону. Можете приходить, когда хотите“. Мост был очень высоким… Перед тем как вы сталкивались с поверхностью воды, проходил промежуток времени между мостом и рекой, когда ум неожиданно отключался. Это было мое первое мимолетное знакомство с медитацией; вот так я все больше и больше заинтересовывался медитацией. Мне было интересно выяснить, как можно было бы достичь этих мгновений без того, чтобы идти в горы, на реку или какие-то там мосты; как человек может позволить себе войти в эти пространства, никуда не перемещаясь, просто прикрыв глаза. Попробовав это однажды, это уже нетрудно повторить».
Главной составляющей всех экспериментов была смелость. Ошо всячески поддерживал мысль о том, что ищущий истину и есть тот, кто постоянно экспериментирует, а для эксперимента нужна смелость.
«Смелость (по Ошо) — это величайшее качество, потому что без смелости не существует свободы, а без свободы нет истины…»
Сам Ошо прилагал большие усилия, чтобы постоянно быть настороже и в ясном уме. Когда он учился в средней школе, например, один из учителей, которого Ошо любил и которым восхищался, настаивал на том, чтобы на ежедневной перекличке учащиеся отвечали «Присутствует, сэр!», а не «Здесь, сэр!». На это Ошо говорил:
«Если имеется в виду настоящий момент, это просто нелепо. Нет никакой разницы, говорить ли „Присутствует, сэр!“ или „Здесь, сэр!“. Но у меня появилось чувство, что для него это почему-то важно, и я принялся об этом размышлять. И когда бы он ни вызывал меня, я всегда отвечал „Присутствует, сэр!“, и я не просто отвечал — я это еще и чувствовал: я действительно присутствую, я настороже, осознаю окружающее. И получал замечательные мгновения, целые полминуты. Я становился настолько „присутствующим“, что класс исчезал и учитель исчезал вслед за ним».
Ошо был в такой же степени настроен на восприятие окружающей действительности. Он говорит:
«Я родился в джайнистской семье и, естественно, как и все остальные ее члены, был скован теми же условностями. Условности настолько незаметны, что, если ты однажды дал им собой овладеть, ты становишься неспособен думать или видеть самостоятельно. Ты делаешься глух ко всему, что идет вразрез с условностями. Но я был постоянно начеку, постоянно бдителен, следовательно, не дал условностям себя захватить».
Но это было не ранее того, как те же самые условности доставили ему некоторые неприятности.
Традиционно джайнисты не принимают пищу после захода солнца. Ошо также придерживался этого обычая, но однажды это причинило ему жуткие страдания. Ошо припоминает следующий случай:
«К восемнадцати годам я ни разу не ел ночью. Однажды я пошел с несколькими друзьями посмотреть на крепость, таившуюся далеко в джунглях. Крепость была такая красивая, что мы, с восторгом осматривая ее, провели там целый день. Другие, которые были индусами, не позаботились, чтобы приготовить еду в течение дня. Я был единственным джайнистом, и я не мог настаивать, потому что остальные тринадцать человек не выказали к этому никакого интереса. Поэтому я помалкивал.
Ночью они приготовили поесть. После целого дня блуждания по лесу и руинам древнего замка я был усталым и голодным. Я действительно никогда не испытывал такого голода, но восемнадцать лет соблюдения условностей напоминали мне, что я не могу есть ночью. А они стали готовить такую вкусную пищу… Они пытались убедить меня поесть, говоря, что здесь никого нет и никто не расскажет об этом моей родне или родителям, никто ничего никогда не узнает. Я сопротивлялся, но чем сильнее я сопротивлялся, тем сильнее становился соблазн. В конце концов я сдался и начал есть. Еда была очень вкусная. Но всю ночь я ужасно страдал. Меня вырвало по крайней мере семь раз. Отбросить эти восемнадцать лет условностей было не просто. Я не мог переварить пищу, все мое тело протестовало. Только после того, как вся еда оказалась снаружи, я смог заснуть…»
Еще в раннем возрасте Ошо выказывал искусство мыслить рационально и затем удачно облекать мысли в слова. Он произносил речи и участвовал в диспутах с шестого класса средней школы. Его любовь к словесности получила толчок к развитию в девятом классе и с тех пор постоянно развивалась. Свами Агеа Сарасвати рассказал мне, что Ошо — даже в такие юные годы — был известен своей способностью разнести в пух и прах любого оппонента и обезоружить его своими аргументами. По словам Ошо:
«Мне всегда было легко высказываться. Я начал излагать мои взгляды еще до того, как достиг просветления. Умение говорить пришло ко мне до просветления естественным образом. Я никогда не обучался ораторскому искусству и не ходил в школу, где бы ему обучали Я даже не прочел ни одной книги по ораторскому мастерству. С самого детства я был спорщиком, и всем вокруг хотелось, чтобы я замолчал… В семье, в школе, в колледже, а потом и в университете все мне постоянно говорили: „Замолчи немедленно!“. Но все это дало мне замечательную возможность учиться все лучше и лучше выражать свои мысли. Для меня стало совершенно естественным спорить с соседями, с учителями или просто на улице — повсюду. Простая встреча с каким-то человеком становилась для меня достаточным поводом поспорить».
