Бернард Барух - От биржевого игрока с Уолл-стрит до влиятельного политического деятеля. Биография крупного американского финансиста, серого кардинала Белого дома

Ознакомительная версия.

На пути домой все мысли у меня и Гарти были о том, заметит ли мама, что моя одежда промокла. Мы вернулись домой довольно поздно, и мама при виде нас так обрадовалась, что не стала задавать никаких вопросов.

Для наших родителей Нью-Йорк тоже стал источником приятных ассоциаций. Отец постепенно и упорно завоёвывал себе авторитет, что помогало ему добиваться признания в мире медицины. Наверное, самую большую популярность моему отцу принесло реноме основоположника научной гидротерапии в Соединённых Штатах. Он стал первым в стране профессором в данной области. Но до этого добивался строительства общественных бань для бедных слоёв населения и был одним из первых врачей, сумевших продиагностировать прободной аппендицит, который был успешно вылечен после хирургического вмешательства.

Это произошло во время рождественских каникул 1887 г. При посещении Нью-Йорка сын партнёра дяди Германа Самуэля Витковского внезапно заболел, как все сначала решили, «воспалением кишечника». Отец пригласил для консультации двух хирургов, Х. Сэндза и Уильяма Булла, и рекомендовал им удалить мальчику аппендикс. Доктор Сэндз запротестовал, заявив, что в этом случае мальчик умрёт.

– Он умрёт, если вы не сделаете этого, – ответил отец.

Воспалённый аппендикс был удалён 30 декабря 1887 г., и ребёнок сразу же пошёл на поправку.

В речи перед нью-йоркской Академией медицины в 1889 г. выдающийся хирург доктор А. Уайет упомянул этот случай и заявил по этому поводу:

– Можно сказать, что в связи с развитием методов лечения аппендицита в большей степени, чем любое другое, можно привести имя доктора Баруха, его профессионализм и гуманность.

Продолжая заниматься практикой доктора Фротингема, отец одновременно взял на себя заботу о нью-йоркском приюте для малолетних. Возможно, именно это пробудило его интерес к общественным баням. В то время в городе на Северной реке существовали так называемые «плавучие бани». Они представляли собой деревянные баржи с вырезанной центральной частью, где молодёжь могла плавать в летнее время. Одновременно в Северную реку сливались городские сточные воды, что вызвало у отца саркастическое сравнение: «Остров Манхэттен представляет собой тело, которое плавает в нечистотах».

Как председатель комитета по гигиене медицинского общества графства Нью-Йорк, отец начал долгий крестовый поход, завершившийся в конце концов возведением первых городских бань в городах Нью-Йорке и Чикаго.

Открытые в 1901 г. бани на Ривингтон-стрит позже были переименованы в честь отца.

Мама тоже интересовалась общественной жизнью. Она была прекрасным оратором, её речи хорошо принимали в различных клубах и благотворительных организациях. Она происходила из нью-йоркских поборников революции, а также из рода деятелей Конфедерации. Мать интересовали самые различные направления благотворительной деятельности: еврейская, протестантская и католическая. Религиозная конфессия здесь не имела для неё значения, так как она считала, что занимается важным и нужным делом.

Однажды летом мама познакомилась с миссис Дж. Худ Райт, супругой партнёра компании «Дрексель, Морган энд компани». Когда эта дама организовала общественную ярмарку с целью финансировать создаваемую больницу под её именем, в лице моей матери она нашла грамотного помощника. Позже эта клиника стала называться больницей Никербокер, и мой отец был там практикующим врачом.

Помимо всего прочего, Нью-Йорк дал моей матери возможность посещать синагогу. В Камдене синагоги не было, и мама имела редкую возможность ходить на службы во время поездок в Чарльстон. Теперь, в Нью-Йорке, мама бывала не только в синагоге, но и вместе со своими подругами в христианских церквях. Она любила слушать молитвы преподобного Томаса Диксона, яростного сторонника южан, написавшего «Член клана». Она часто ездила в Бруклин, чтобы послушать Генри Уорда Бичера[11].

О преподобном Бичере в то время ходила одна неприличная песенка, посвящённая его участию в некоем скандале. Её любили напевать на улицах подростки-хулиганы. Как-то раз кто-то из моих братьев вошёл в дом, напевая:

Мой брат вдруг резко замолчал, когда заметил, как на него посмотрел отец.

Помню, как однажды мою мать спросили: как она, еврейка, может ходить в церковь, где паствой являются последователи Христа. Она ответила:

– Если он и не был богом, то все его дела, его жизнь и смерть были деяниями бога.

В один из зимних дней Гарти, два мальчика по фамилии Дракер и я играли возле мастерской-магазина Гарднера, когда вдруг несколько мальчишек из другой банды стали швырять в нас снежки. Очень скоро наш противник забросал нас целым валом снежков, а поскольку мы были в численном меньшинстве, то отступили к крыльцу пансионата. Наши преследователи не решились зайти по ступеням, но продолжали стоять внизу, выкрикивая нас по именам.

В тот день я впервые услышал слово «шини». Случалось, некоторые мальчишки, передразнивая нас, имитировали наш южный акцент, и это всегда вело к драке, но это «шини» было чем-то новым. Ни я, ни Гарти не знали, что оно обозначает, пока Дракеры не объяснили нам, что так оскорбительно называют евреев.

У меня до сих пор стоит перед глазами вожак наших обидчиков: крепко сбитый, плотный парнишка с голубыми глазами, тёмными ресницами и детской комплекцией. Гарти спустился к ним по ступеням, и они сразу же бросились на него. Я бросился на помощь, но тут же был сбит с ног. Гарти кричал, чтобы я бежал наверх и принёс ему его спицу от колеса, которое стояло у нас как раз посреди зала. Я принёс ее, и Гарти начал отмахиваться ей. Вскоре ему удалось отогнать противников.

Назвав их трусами, мой брат предложил драку против любых двоих из них. Один из крупных мальчишек вышел вперёд и сказал, что готов сразиться против Гарти в одиночку. Мой брат задал ему такую трёпку, что с тех пор имя Гарти стало пугалом для всех окрестных мальчишек. Ни один из них никогда больше не смел называть нас «шини».

В результате той драки я узнал о предубеждении против евреев, что тогда было для меня внове, но позже мне много раз приходилось сталкиваться с этим явлением.

В Южной Каролине мы никогда не подвергались дискриминации за то, что были евреями. Мы принадлежали к одной из пяти или шести еврейских семей, проживавших в Камдене. Де Леоны и Леви поселились там ещё до революции. Баумы и Виттковские приехали в город позже. Но все были уважаемые граждане. Например, Де Леоны представляли собой многочисленный уважаемый клан, давший Конфедерации главного врача, а также посла во Франции. Я никогда не видел старого генерала Де Леона, так как он был одним из тех офицеров, кто отказался признать условия сдачи и предпочёл переехать в Мексику. Позднее он вернулся в страну по приглашению президента Гранта и закончил свои дни практикующим врачом на Западе.

Ознакомительная версия.