Либеральные воззрения на роль литературы в жизни общества являются в своей сущности идеалистическими. «Книжные приверженцы литературы, — говорил Добролюбов, — очень горячатся за нее, считая прекрасные литературные произведения началом всякого добра. Они готовы думать, что литература заправляет историей, что она изменяет государства, волнует или укрощает народ, переделывает даже нравы и характер народный; особенно поэзия, — о, поэзия, по их мнению, вносит в жизнь новые элементы, творит все из ничего» (3, 2, 220). В действительности такое мнение является ошибочным. Поэзия, наука, искусство, подчеркивал Добролюбов, слагаются по жизни, а не наоборот. Например, «книжные приверженцы литературы» ссылаются на выдающееся значение для истории общества великих поэм древности. Однако, замечает Добролюбов, «несмотря на все величие гомеровских рапсодий, героический век, с своими богами и богинями, не явился в Греции во времена Перикла…» (3, 2, 221). Единственное, что достойно нашего внимания в этих поэмах, писал Добролюбов, — это те части их, в которых отразилась живая действительность. «Самые заблуждения, какие мы в них находим, интересны для нас потому, что некогда они не были заблуждениями, некогда целые народы верили им и по ним располагали жизнь свою» (там же). Этот отрывок важен для понимания реалистической концепции эстетики Добролюбова, в основе которой лежали материалистические принципы[3].
Добролюбов противопоставляет реалистические произведения произведениям, рожденным отвлеченным поэтическим воображением. «Там видна жизнь своего времени, — пишет он, — и рисуется мир души человеческой с теми особенностями, какие производит в нем жизнь народа в известную эпоху; а здесь ничего нет, кроме праздных выдумок, стоящих в разладе с жизнью…» И Добролюбов в связи с этим формулирует важный закон материалистической эстетики: «…все, что в поэзии является лишним против жизни, т. е. не вытекающим из нее прямо и естественно, все это уродливо и бессмысленно. Что отжило свой век, то уже не имеет смысла…» (3, 2, 221–222). Изменения жизни общества вызывают изменения в поэзии и заставляют иначе смотреть на поэзию.
Под этим углом зрения Добролюбов рассматривает весь путь развития литературы. В древности, когда человечество во всем видело какие-то таинственные силы и олицетворяло их в чудовищных размерах, тогда и в поэзии мы видим те же чудовищные формы и ту же подавленность человека внешними силами. В дальнейшем природа в поэзии представлялась антропоморфически. Особый интерес вызывает развитие литературы в классовом обществе. Здесь литература обращается к общественным интересам. «Разнообразие этих интересов и успехи борьбы из-за них определяют дальнейшее развитие литературы» (3, 2, 224). В этом развитии литература классового общества ярко проявляет свою двойственность. С одной стороны, она выражает народные стремления, выражает народные интересы, с другой — она воспевает, по слонам Добролюбова, искусственные, нелепые устремления класса победителей, т. е. эксплуататоров. Представления Добролюбова об искусственном характере учреждений, стремлений и понятий буржуазии, как победившего класса, являются проявлением теоретической ограниченности понимания жизни общества на основе антропологического материлизма. То же самое относится и к пониманию Добролюбовым места в жизни общества других эксплуататорских классов — рабовладельцев, феодалов. Здесь представления мыслителя напоминают идеи просветителей XVIII в. Довольно подробное критическое рассмотрение указанных представлений Добролюбова дано в статье Плеханова «Добролюбов и Островский» (см. 70, 5, 662–681). Однако выделение полярности отражения в литературе материальных отношений борющихся классов играло важную методологическую роль в революционно-демократической эстетике. «…Взгляд его (Добролюбова. — В. Н.) на литературу определенно классовый». — отмечает П.И. Лебедев-Полянский (25, 67). Фактически Добролюбов приходит к выводу о существовании в действительности двух культур, двух литератур: культуры и литературы народной и культуры и литературы «победившего класса», т. е. рабовладельцев, помещиков и буржуа соответственно. В особенности классовый характер литературы заметен на примере западноевропейской литературы буржуазного периода. Там, как и в пауке, нет голоса народа. Светская, аристократическая литература чужда народу, его интересам.
Аналогично западноевропейской развивалась и русская литература. Если во времена сравнительно давние, писал Добролюбов, существовала поэзия народная, так как не было разлада между жизнью семейной и государственной, то с установлением феодально-крепостнических отношений народная поэзия была потеснена «книжной литературой». Последняя не имела жизненной силы, не могла проникнуть в самый дух народа и, таким образом, была лишена народности русской. Согласно Добролюбову, для русской литературы XIII–XVI вв. было характерно бессилие перед существующим фактом и бессмысленное подчинение ему. И хотя начиная с Котошихина под влиянием развития жизни общества произошло определенное движение в литературе, так как в ней появились отголоски на явления общественной и государственной жизни, все же русская литература, делал вывод Добролюбов, еще далека от реализации в полной мере начала народности. Это проявляется прежде всего в том, что массе народа чужды наши интересы, непонятны наши страдания, забавны наши восторги. Угнетенному народу, писал Добролюбов, занятому заботой о прокормлении полумиллиона читающего люда, к сожалению, нет вовсе дела до художественности Пушкина (см. 3,2,227). К тому же и русская литература середины XIX в. все более и более проникается, по наблюдению Добролюбова, «духом парциальности», т. е. приобретает не только ярко выраженный партийный характер, но и становится орудием в руках определенных классов и сословий, преследующих всегда частные интересы. До того же, писал Добролюбов, русские люди часто смотрели на литературу как на потеху.
Таким образом, два принципа — реализм и народность составляют, согласно Добролюбову, основу такой эстетической концепции, которая в полной мере позволит угнетенному, эксплуатируемому большинству использовать литературу в своих интересах.
Литература не имеет деятельного значения в жизни общества, писал Добролюбов. Она только «предполагает то, что нужно сделать, или изображает то, что уже делается и сделано» (3, 6, 309). Необходимым качеством литературы должна быть правда. Правда — это первое условие реалистического произведения, однако достоинство произведения нельзя свести только к этому качеству. О достоинстве произведения, согласно Добролюбову, «мы судим по широте взгляда автора, верности понимания и живости изображения тех явлений, которых он коснулся» (3, 6, 311). Кроме правды достоинство произведения предполагает наличие и высоких художественных характеристик. Но и это еще не дает высшего достоинства. Его можно достичь только в результате гармоничного сочетания двух вышеуказанных принципов — реализма и народности.
