Думать приходилось о разном. Особенно часто я возвращался к мысли о том, откуда можно раздобыть пресную воду. Допустим, нас торпедируют, судно тонет, мы успели спустить спасательную шлюпку. Нас сорок пять человек. Запас пресной воды быстро иссякнет. А дальше что? Сколько мучений испытывают моряки без воды! Пить морскую воду русская практика запрещала с давних времен. Об этом капитаны предупреждали своих людей. Мы знали много случаев, когда употреблявшие морскую воду быстро умирали или сходили с ума.
В Архангельске среди стариков поморов мне приходилось слышать, что для спасения жизни надо пить рыбий сок. Причем имелся в виду обезжиренный сок трески. Но достать рыбу из воды тоже не так просто - нужны умение и сноровка. Вспомним знаменитый дрейф четырех советских солдат в Тихом океане. Они страдали от жажды и голода, ели кожаные голенища сапог, а воспользоваться богатствами океана не могли.
Теперь мы знаем, что пить морскую воду недопустимо. Но во время второй мировой войны единого мнения на этот счет не было. Только в начале 60-х годов после большой исследовательской работы Всемирная организация здравоохранения заявила о разрушительном действии морской воды на человеческий организм.
По данным научных исследований, излишек солей в организме немедленно выводится через почки. Если выпить сто граммов океанской воды, содержащей три грамма соли, то для удаления этих лишних граммов из организма потребуется сто пятьдесят граммов воды, то есть пятьдесят граммов воды организм должен выделить из своих запасов. При употреблении соленой воды в большом количестве почки не справляются с работой, и в крови быстро увеличивается содержание соли. А нервная система весьма чувствительна к действию солей.
Где же выход? Некоторые фирмы за рубежом, изготовляющие спасательное снаряжение, еще во время второй мировой войны предлагали специальные испарители, приспособленные к теплым морям. В последнее время в ходу химический способ опреснения: особые опреснительные брикеты есть в аварийном запасе моряков во всем мире. Я только всегда заботился, чтобы в неприкосновенном запасе шлюпок находились рыболовные крючки и лески. По-моему, такой запас в какой-то мере гарантирует жизнь людей.
Все это так. И все же никому не пожелаю оказаться в спасательной шлюпке в штормовом холодном море.
В эту стоянку в Портленде произошел из ряда вон выходящий случай, У одного из причалов ремонтировался большой товаро-пассажирский пароход “Ильич”, принадлежавший Советскому Союзу. Я не помню сейчас всех обстоятельств, при которых он затонул, однако хорошо помню, что авария произошла по вине заводских рабочих. Несколько иллюминаторов на нижней палубе оказались открытыми, судно получило крен, внутрь проникла вода, и судно затонуло. Авария произошла ночью. Около ста советских моряков перешли а гостиницу.
Мы были уверены, что авария произошла не без помощи вражеской руки. Американское правительство признало вину и обещало предоставить новое судно. Инцидент, как говорят, был исчерпан. Однако власти отказались произвести водолазный осмотр судна и отказали в этом нашим представителям.
…Но вот трюмы и палубы полностью нагружены. Началось самое сложное - крепление паровозов. Эти дни Менли Гаррис не уходил е нашего теплохода. Он следил за приваркой каждого рычага, проверял все штанги и гайки.
- В порт Владивосток придете благополучно, капитан, - не уставал он повторять, - паровозы будут стоять мертво. Когда вернетесь под новую партию, не забудьте привезти русскую шапку из меха молодого оленя, мне этот мех очень понравился.
Я обещал привезти пыжиковую шапку. Я тоже мало спал в эти дни, наблюдая за погрузкой, - ведь это первое судно, переделанное под перевозку паровозов.
Итак, рейс во Владивосток. Вышли в море 16 мая. Под берегом Камчатки спустились отлично, видимость не то чтобы прекрасная, но все мысы различимы и треугольник при опре-
делении по трем пеленгам незначительный. Идем на расстоянии от берега в десяти - двенадцати милях. Но, как всегда бывает при подходе к Первому Курильскому проливу, погода изменилась. Из Охотского моря через пролив выползал туман и плотно закрывал близлежащие берега. Решено с ходу входить в пролив, так меньше путаницы в счислении. Через каждые пятнадцать минут берем радиопеленг мыса Лопатки. Если бы не было в проливе течения, проходить вслепую легко. Распределение сил такое: старпом на мостике вглядывается в туман и прислушивается, не слышны ли буруны; вахтенный помощник у эхолота промеряет глубину и замечает показания лота; старший радист Сергей Лукьянчиков берет пеленги, я у карты занимаюсь прокладкой. Даже и в то время правило устава, требующее присутствия капитана на мостике при прохождении узкостей, было не всегда обоснованно. Непрерывное наблюдение за изменявшимся пеленгом и глубинами при данных обстоятельствах важнее, чем обязанности впередсмотрящего. Но чтобы устав был соблюден, на мостике стоял старпом, заменявший капитана.
Благополучно прошли банку капитана Чечельницкого.
- Лаг тридцать восемь и пять десятых! Пеленг двадцать градусов! Глубина сорок девять! - раздавались голоса в штурманской рубке.
Не скажу, чтобы я чувствовал себя в то время спокойно и уверенно. Вот если бы поставить радиомаяк на мысе Сивучьем. Но о таком удобстве и не мечталось.
Охотское море на редкость спокойное, едва заметная зыбь от северо-запада. Каждый час теплоход делает двенадцать миль. Настало время, когда можно собрать экипаж на совещание. Военный помощник проводит тренировки с кормовой пушкой.
В каюту ко мне зашел Виктор Иванович.
- Как вы думаете, - сказал он, присаживаясь и закуривая, - из чего сделан табак в этих сигаретах?
- Вы имеете в виду “Винте”? - спросил я, посмотрев на пачку в его руках.
- Да, “Вингс”.
- Табак и есть табак, Виктор Иванович. Он может быть лучше или хуже…
- Вы ошибаетесь.
Я разорвал сигарету и стал разминать табак между пальцами. Ничего особенного.
- Сигареты как сигареты, - продолжал я упорствовать.
- Если хотите узнать, что мы курим, возьмите стакан с водой и вытряхните туда табак. Пусть простоит ночь.
Я и поступил так, как советовал старший механик. Утром увидел коричневую воду в стакане, а на дне лежали тоненькие белые полоски обыкновенной бумаги. Табака не хватало, и предприимчивые американские фабриканты решили проблему по-своему. Виктор Иванович всегда оставался верен себе. Дотошный человек и в большом и в малом. Все только курят, а Виктор Иванович курил и экспериментировал.
Рейс заканчивался. Мы подходили в сплошном тумане к проливу Лаперуза. Если проходить Первый Курильский пролив в тумане было опасно, то и пролив Лаперуза при плавании с востока на запад представлял немало трудностей. Современный судоводитель может улыбнуться, прочитав эти строки. Как же, на всех мысах радиомаяки, на судах локаторы, а то и два! Но это сейчас, а во время войны, как известно, локаторов у нас не было, и засекреченные маяки работали только для японцев.
