Мы еще остановимся на этой работе при изложении его общих философских взглядов, а пока отметим лишь, что в ней отчетливо отразилось общее возбужденное настроение умов в середине XIX века и увлечение Ренана наукой, от которой он еще ждал в то время ответа на тревожившие его вопросы. Знание, по его мнению, есть первый символ нарождающейся ныне истинной, естественной религии. Когда мы бескорыстно ищем истину, забывая о мелочах пошлой действительности, не молимся ли мы, хотя и бессознательно, Предвечному? Религия будущего должна явиться тем великим синтезом науки, поэзии и нравственности, к которому стремится человечество. А идеал человека заключается в том, чтобы с возможной полнотой осуществить в своей личной жизни все лучшие общечеловеческие стремления, то есть не только добродетель, но и мудрость, и справедливость, и красоту. Все, что не входит в понятие общечеловеческого идеала, все наши низменные страсти и корыстные желания ничтожны и жалки и, в сущности, обречены на смерть. Но, чтобы не сбиться с настоящего пути, необходимо знать, в чем именно заключается истинное счастье. В науке Ренан видит единственное надежное средство к улучшению человеческой участи и общественного строя, хотя и вступает в полемику с Огюстом Контом, проповедовавшим в общих чертах, как известно, ту же идею. Впоследствии Ренан до некоторой степени разочаровался и в формальной науке, придавая громадное значение лишь критическому методу и свободе исследования, положенным в ее основу. В конце концов разочаровался Ренан и в благотворном значении Великой французской революции, которую, как известно, в своем «Будущем науки» он восторженно превозносил, утверждая, что истинная история Франции начинается лишь с 1789 года и что место, где была провозглашена известная Декларация прав человека, уподобится со временем Иерусалиму, ибо на поклонение этому священному месту будут стекаться толпы паломников. Эта пламенная юношеская вера Ренана в безграничный прогресс человечества после только что испытанного им крушения его религиозных верований заслуживает, конечно, особенного внимания; только благодаря ей он не пал духом и, продолжая неутомимо работать в течение многих лет, успел создать несомненно крупные научные труды по истории семитических языков и по истории греко-арабской философии в Средние века. Теперь мы и приступим к общему очерку этих работ.
Труды Ренана по семитической филологии, по истолкованию библейских текстов и по истории греко-арабской философии в Средние века. – Женитьба Ренана. 1849—1860.
Вступление Ренана на литературное поприще почти совпало с крушением монархии во Франции и с довольно сильным политическим движением на Западе. Как известно, возбуждение умов в то время было всеобщим. Даже на улицах Берлина толпа бушевала, появились жертвы беспорядков, и будущий основатель Германской Империи Вильгельм I стоял с непокрытой головой на балконе своего дворца перед толпой, хоронившей павших в междоусобной свалке. Но Ренан, по-видимому, не увлекался политической борьбой и безучастно относился к уличным волнениям. Только в его первом философском произведении, как мы уже заметили, сказывается некоторое возбуждение, вызванное, впрочем, не политической борьбой, а восторженным настроением философских умов в то памятное время. Он с увлечением говорит о великом будущем науки и человечества; он, как и все великие умы XIX века, преисполнен веры в безграничное могущество человеческого ума, а того, что делается вокруг, что задевает его на каждом шагу, он почти не замечает. Его глаза обращены вперед и вверх, к мелькающим в туманной дали волшебным призракам и вечным идеалам. Лишь много лет спустя, особенно после франко-прусской войны, злоба дня взяла свое, и Ренан, не переставая работать над своей историей христианства, обнародовал целый ряд блестящих, но парадоксальных публицистических статей. А пока, в течение с лишком десяти лет по выходе из семинарии Сен-Сюльпис, он почти исключительно занят специально-научными изысканиями[1].
Конечно, все эти труды, представляющие несомненно крупный вклад в науку и написанные Ренаном, за небольшими лишь исключениями, до 1860 года, то есть в молодости, по своему литературному значению и влиянию уступают его последующим историческим, публицистическим и философским произведениям, не имеющим почти никакой научной ценности. В этом отношении умственное развитие Ренана представляется нам чрезвычайно своеобразным. Он нам является то беззаветно верующим семинаристом, то преданным науке тружеником, то, наконец, философом и мечтателем. С годами его воображение и творческие силы не уменьшаются, как вообще бывает, а растут, и постепенно красноречивый ученый превращается в поэта. Некоторые страницы его автобиографии, написанной уже в глубокой старости, никогда не будут забыты, – столько в них поэзии и живого, искреннего чувства. Чтобы понять Ренана, необходимо вообще выяснить его значение как ученого, как публициста, как философа и даже как беллетриста, каким он является в различные моменты своей деятельности. Прежде всего нам следует дать сжатый очерк его более значительных специально-научных произведений. Конечно, по своему содержанию они не представляют особенного интереса для большинства читателей и почти не поддаются популярному изложению, но все-таки необходимо их коснуться, чтобы как следует оценить дальнейшую литературную деятельность Ренана и постигнуть сущность его миросозерцания.
В своей «Общей истории и сравнительной системе семитических языков» («Histoire générale et systèmes comparés des langues sémitiques»), как она озаглавлена в последующих, значительно переработанных и дополненных изданиях, Ренан задался целью осуществить в области семитической филологии то, что Бопп уже сделал для индоевропейских языков, то есть дать законченную сравнительную систему семитических языков, которая наглядно показала бы, каким образом семиты постепенно достигли высокого искусства выражать свои мысли. Насколько Ренан справился со своей задачей, показывает уже то, что означенное его сочинение выдержало несколько изданий и пользуется большою известностью даже среди германских ориенталистов. Оно отличается исключительно теоретическим характером. В превосходном введении автор изложил свой общий взгляд на историю семитических языков и указал основные принципы сравнительной их грамматики. По мнению Ренана, все вообще языки, будучи непосредственным продуктом человеческого духа, непрерывно изменяются по мере его развития, и поэтому истинная теория языков есть, в сущности, их история. Грамматическое изложение с необходимостью должно основываться на данных, почерпнутых из истории литературы. Невозможно, например, создать систему еврейского языка, не изучив в строго хронологическом порядке древнееврейских библейских текстов, дошедших до нас. Немыслимо понять и странные особенности арабского языка, не зная условий, при которых вырабатывались различные наречия мусульманского мира и его литературный слог. Исходя из этого принципа, научная теория всякой данной группы языков слагается из двух частей: 1) из внешней истории всех наречий исследуемого языка, их роли во времени и пространстве, их географии и хронологии, наконец, из основательного уразумения порядка и характера всех письменных памятников, нам известных, и 2) из внутренней истории их с момента возникновения и сравнительной грамматики, рассматриваемой не в смысле неизменного, мертвого закона, а как результат непрерывных изменений в органической связи с жизнью и развитием данного народа. Поэтому труд Ренана распределяется на две части: историческую и теоретическую. Благодаря тому что семитические языки отличаются гораздо меньшей подвижностью и способностью к различным заимствованиям, чем, например, индоевропейские, установление законченной системы их представлялось сравнительно более легким делом. Но тем не менее по богатству материала и по ценности сделанных Ренаном обобщений его «История семитических языков» является крупным научным трудом. Первая глава ее посвящена общей характеристике семитических языков и народов. По мнению автора, «провиденциальное» значение семитов в умственном развитии человечества заключается почти исключительно в том, что они дали миру великую, могущественную религиозную идею, или, вернее, цикл идей, влияние которых до сих пор, по прошествии многих тысячелетий, не вполне еще исчерпано. Но зато громадного политического значения семитические народы никогда не имели, не исключая даже древних финикиян, прославившихся задолго до нашей эры своими обширными торговыми сношениями. Завоевательные движения арабов, воодушевленных всецело религиозной идеей, тоже в конце концов не принесли никаких прочных политических результатов именно потому, что для этого необходимо одновременное взаимодействие целого ряда прогрессивных факторов, а у семитов вообще не было ни развитой мифологии, как утверждает Ренан вопреки Штраусу, ни науки в современном смысле, ни философии, ибо так называемая арабская философия была, в сущности, греческого происхождения. Сообразно исключительно религиозному настроению семитических народов, язык их представляется особенно приспособленным для выражения поэтических и сверхчувственных понятий. Это язык пророков и поэтов, но не политических ораторов и не ученых, поэтому он несколько однообразен, беден и недостаточно подвижен. Он металличен, по выражению Ренана. Далее автор переходит к обстоятельному исследованию движений этих народов в глубокой древности и устанавливает три периода в развитии семитических языков и родственных с ними второстепенных многочисленных наречий, изученных им что называется до тонкости. Первая эпоха развития – период древнееврейский; вторая – период арамейский и третья – период арабский. В заключение Ренан указывает общие законы развития этих языков, которое, по его мнению, является уже вполне законченным. Сравнивая арийцев, то есть, в сущности, европейцев, и семитов в умственном и нравственном отношениях, автор приходит к окончательному выводу, что первые по широте и богатству развития стоят все-таки выше вторых, хотя обе эти расы, без сомнения, должны быть отнесены к самому высокому типу, до какого пока успел возвыситься человек. По мнению Ренана, все существовавшие до сих пор разновидности человеческих типов распадаются на три естественные группы: 1) низшие расы, например австралийцы, папуасы, остяки, айны и т. п.; 2) расы культурные только в материальном отношении: китайцы (японцы), кушиты, хамиты (например древние египтяне); 3) расы культурные не только в материальном, но и в умственном отношении: арийцы и семиты. Итак, в первом же своем научном труде Ренан выступает ревностным приверженцем господствующей ныне в науке теории всеобщего развития.
