Хауорт, 26 февраля 1853 года
Мой дорогой сэр,
вчера в поздний час я имела честь принять в хауортском пасторате почетного гостя – не кого иного, как У. М. Теккерея, эсквайра. Помня о законах гостеприимства, я торжественно повесила его сегодня утром. Он выглядит великолепно на этой красивой, со вкусом позолоченной виселице. Компанию ему составляют герцог Веллингтон (помните, как Вы подарили мне картину?) и в качестве контрастного фона – выполненный Ричмондом портрет недостойной особы, имя которой в подобном обществе называть не следует. Теккерей отвернулся от нее с большим презрением, в назидание смотрящим. Увидит ли когда-либо даритель этих подарков, как они висят на стенах там, где находятся сейчас? Льщу себя надеждой, что однажды увидит. Отец сегодня утром стоял не меньше четверти часа перед портретом, изучая черты лица великого человека. Вывод из этих наблюдений был сделан такой: по мнению отца, это лицо приводит в замешательство, и если бы он ничего не знал заранее о характере изображенного на портрете человека, то не смог бы ничего сказать по лицу. Это меня удивляет. Мне кажется, что широкий лоб выражает ум, некоторые линии в области носа и щёки выдают сатирика и циника, рот показывает почти детскую простоту и даже, пожалуй, нерешительность, непостоянство – одним словом, слабость, однако не неприятную. Гравюра сделана очень хорошо. На ней несколько смягчено то выражение лица, которое можно назвать не вполне христианским («не прилагать к нему слишком тонкую гравировальную иглу»), – выражение озлобленности, которым отмечен оригинал этого портрета. Пожалуй, при этом улучшении немного – совсем немного – ослабла сила общего выражения лица Теккерея. Не поражала ли она Вас?
Зимой 1852/53 года мисс Бронте чувствовала себя гораздо лучше по сравнению с тем, что было год назад. В феврале она писала мне:
Что касается меня, то я до сих пор хорошо переносила холодную погоду. Подолгу гуляла по скрипящему снегу, и морозный воздух действовал на меня бодряще. Эта зима для меня совсем не похожа на предыдущую. Декабрь, январь и февраль 1851/52 года прошли как одна ненастная ночь, они казались мне одним мучительным сном, исполненным одиночества, скорби и болезни. Те же самые месяцы 1852/53 года прошли спокойно и не без радостей. Слава Богу, пославшему перемены и отдохновение! Насколько они были мне нужны, известно одному Ему! Отец тоже хорошо перенес зиму, а моя книга и прием, ей оказанный, доставили ему радость и удовольствие.
В марте тихий пасторат почтил вниманием тогдашний епископ Рипонский. Он провел одну ночь в доме мистера Бронте. Вечером священнослужители со всей округи были приглашены на чай и на ужин. Во время ужина некоторые из младших священников начали шутливо укорять мисс Бронте за то, что она «поместила их в книгу», и тогда она, смущенная тем, что ее писательство выставляют напоказ у нее за столом, да еще в присутствии чужого человека, так же шутливо обратилась к епископу с вопросом: честно ли это – припирать человека к стенке? Как мне рассказывали, благородные и скромные манеры хозяйки дома произвели на его преосвященство самое приятное впечатление, как и полный порядок в устройстве скромного домашнего хозяйства. Таковы были впечатления епископа от этого визита, и вот какими впечатлениями делилась мисс Бронте:
4 марта
Нас посетил епископ, теперь он уже уехал. Мне он показался совершенно очаровательным: это самый доброжелательный джентльмен, который когда-либо надевал батистовые рукава372. Однако при этом он и весьма величав, и вполне компетентен как ревизор. Его визит прошел превосходно, и в конце, перед отъездом, он выразил полное удовлетворение всем, что здесь видел. Инспектор также заезжал к нам на неделе, так что, как видишь, у меня выдалось горячее время. Если ты сможешь заехать в Хауорт, чтобы разделить со мной удовольствие общения, однако без всяких специальных приготовлений, то я буду очень рада. В доме у нас, разумеется, нарушился обычный порядок, но все прошло спокойно. Марта очень хорошо прислуживала за столом, и я наняла одну женщину помогать ей в кухне. Папа держался тоже отлично, как я и ожидала, хотя продлись это на один день дольше – и я не знаю, как бы он выдержал. Меня сразу после отбытия епископа настигла сильнейшая головная боль (слава Богу, она подождала до его отъезда!). Сегодня я еще чувствую отупение – разумеется, это следствие нескольких дней крайнего напряжения и волнения. Очень приятно рассказывать, что мы приняли в своем доме епископа и все прошло прекрасно, но сколько надо было к этому готовиться!
К тому времени в рецензиях стали появляться критические замечания о «Городке». Мисс Бронте повторила свою прежнюю просьбу к издателям.
Мистеру У. С. Уильямсу, эсквайру
Мой дорогой сэр,
если появится рецензия, исполненная даже самой крайней враждебности, то очень прошу Вас не утаивать ее от меня. Мне по душе доброжелательные отзывы, особенно потому, что я могу показать их отцу, но я должна видеть и недоброжелательные, и враждебные; они полезны для меня, поскольку с их помощью я наилучшим образом могу узнать настроения и мнения читающей публики. Избегать их читать оттого, что нам неприятно, представляется мне трусостью. Я чрезвычайно сильно хочу понимать, что происходит на самом деле, и неизвестность только расстраивает мне нервы. <…>
Что касается Люси Сноуи, то мне изначально хотелось, чтобы ее не поднимали на пьедестал, на который была вознесена неразумными поклонниками Джейн Эйр. Она оказалась там, где мне и хотелось, чтобы она была, и где ее не настигнут никакие восхваления.
Письмо от леди Гарриет Сент-Клер, полученное мною от Вас сегодня, содержит точно ту же просьбу, что и письмо мисс Маллок373: прислать точную информацию из первых рук о судьбе мсье Поля Эманюэля! Вот видите, как дамы заботятся об этом человечке, который никому из вас не нравится. На днях пришло еще одно письмо, извещающее, что некая юная леди, занимающая видное положение в обществе и всегда мечтавшая выйти замуж только за двойника мистера Найтли из «Эммы», мисс Остин, передумала и поклялась, что либо отыщет копию профессора Эманюэля, либо останется девицей. Я послала леди Гарриет ответ, сформулированный так, чтобы дело пока не прояснилось. Поскольку маленькие загадки подобного рода забавляют дам, было бы жаль портить им приятное времяпрепровождение, дав ключ к тайне.
Подошла Пасха с новыми заботами: в это время в Хауорт приезжали с проповедями священники других приходов, а затем их нужно было принимать в пасторате. Собирались и члены Механического института, в школе устраивались чаепития. Когда со всем этим было покончено, Шарлотта посетила нас в Манчестере. В это время в нашем доме гостила подруга, молодая дама. Мисс Бронте ожидала застать нас одних, и, хотя знакомая была очень мила и расположена к мисс Бронте, ее присутствия оказалось достаточно, чтобы та сильно разволновалась. Я видела, что обе наши гостьи необыкновенно молчаливы, а мисс Бронте время от времени охватывает небольшая нервная дрожь. Происходящее я могла объяснить только скромностью и сдержанностью молодой дамы; на следующий день мисс Бронте рассказала мне, что причиной послужила неожиданная встреча с незнакомым человеком.