При осуществлении задач строительства армии и власти в «военно-полевых» условиях было решено опереться на хорошо знакомые для командования Добрармии нормы «Положения о полевом управлении войск в. военное время». Разделение полномочий между Алексеевым и Деникиным отражало, отчасти, принципы, заложенные еще в период «триумвирата». По воспоминаниям Деникина: «Первый ведал финансами и политической частью, а второй был неограниченный командующий Армией». Но и здесь «разделение функций не очень строго соблюдалось, и часто случалось, что один из руководителей внедрялся в сферу другого, но при взаимном уважении и доверии эти шероховатости быстро сглаживались».
Эту же особенность отмечал Ряснянский, добавляя, однако, что обоюдное доверие Алексеева и Деникина не исключало новых трений, главным источником которых многие военные, подобно генералу Корнилову, считали Военно-политический отдел: «Были люди, желавшие раздувать всякий инцидент в ссору с тем, чтобы устранить одно из указанных лиц или свести его в подчиненное к другому положение. В этом отношении много грешил “кабинет”, находящийся при генерале Алексееве, особенно в то время, когда начальником этого кабинета был Ген. Штаба полковник Лисовой. Позже грешил этим и Деникин, у которого был образован также свой Политический отдел при штабе армии».
Надо учитывать, что обстановка беспрерывных боев, постоянных переходов по кубанским и ставропольским степям не позволяла обратиться к стабильной законотворческой работе. По оценке одного из участников южнорусского Белого движения Я. Александрова, «в этот период управление самой Армии только еще зарождалось. Все административные распоряжения по всем вопросам обычно передавались записками или телеграммами дежурного генерала. Не было ни отделов, ни министерств, ни прочей сложной машины». Примечательно, что только после штурма Екатеринодара, при обозе Кубанской рады, по поручению Алексеева, Б.А. Суворин приступил к изданию первой маленькой газеты — «Полевого листка Добровольческой армии» (вышло два номера){113}.
Однако и во время «военно-походного периода «гражданская» власть не упразднялась. Управленческая модель предусматривалась «Положением о полевом управлении войск в военное время», разработанным под руководством Великого князя Николая Николаевича накануне войны (утверждено 16 июля 1914 г.). На эти нормы ориентировались многие военные лидеры Белого движения, включая и Верховного правителя адмирала Л.В. Колчака. «Положение» определяло статус «театра военных действий», при котором «все гражданское управление подчинялось главным начальникам соответствующих военных округов или военным генерал-губернаторам».
Распоряжения военных исполнялись «всеми правительственными местами, общественными управлениями, должностными лицами всех ведомств и всем населением». «Никакое правительственное место, учреждение или лицо» не имели права «давать Главнокомандующему предписаний или требовать от него отчетов». Главком мог «устранять от должностей всех должностных лиц всех ведомств на государственной, земской или городской службе в подчиненном ему районе, без различия чина и звания», а также «утверждать предельные цены, продовольственные и иные тарифы, общие для армий и тыла подчиненного ему района», «устанавливать в занятых неприятельских областях подати и налоги, а равно налагать контрибуции и подвергать имущество жителей конфискации».
Аналогичный принцип: «власть гражданская, да подчинится власти военной» — содержали «Правила о местностях, объявляемых состоящими на военном положении» (приложение к ст. 23-й Общего Учреждения губернского, т. 2. Законов Российской империи). «Правила» предусматривали полноту власти Главнокомандующего, Главнокомандующего армиями фронта или Командующего армией: они получали право «воспрещать удаляться из места жительства таким лицам, которых… предполагается привлечь к работам для достижения целей войны», «назначать общие и частные реквизиции», «воспрещать вывоз необходимых для работ орудий и материалов… могущих потребоваться для войск…» (ст. 9, 10). Военной власти подчинялись и обязаны были «оказывать всякое содействие» генерал-губернатор, полицейские начальства и «все гражданские власти, а равно городские и земские управы» (ст. 13).
Особенно примечательна была ст. 12 «Правил»: «Если в местности, объявленной на военном положении, будет признано необходимым для охранения государственного порядка или успеха ведения войны принять такую чрезвычайную меру, которая не предусмотрена в сем приложении, то Главнокомандующий, непосредственно или по представлению Командующего армией, делает распоряжение о принятии сей меры собственной властью»{114}.
«Положение» и «Правила» в полной мере определяли принцип военной диктатуры, делая гражданскую власть лишь вспомогательным звеном в системе прифронтового управления, полностью зависимой от распоряжений военачальника. В последующие годы Гражданской войны подобная система стала широко распространенной во всех регионах Белого движения. В этом заключалось принципиальное отличие от времени Первой мировой войны, когда приоритет военной власти над гражданской существовал только в прифронтовой полосе, а все попытки ввести элементы «военной диктатуры» в тылу (например, в проектах учреждения должности «Верховного министра государственной обороны», предлагавшихся Алексеевым в 1916 году, или в требованиях т.н. «Программы Корнилова» в 1917-м) встречали неизменное противодействие со стороны политиков и чиновников.
Теперь «слово армии» могло стать более весомым и при определении конкретных направлений политического курса. С февраля 1918-го изменилась внешнеполитическая ситуация. Война с Германией продолжалась, но Россия, от имени которой выступали деятели советского правительства, из войны вышла, подписав в марте 1918 г. «похабный» Брестский мир, и немецкие войска вступили на земли Войска Донского. Требовалось «выявление политического лица» Белого движения. После окончания «Ледяного похода», по оценке Ряснянского, «на командование армии особенно наступали с двух сторон: монархисты требовали ясного объявления, что армия борется за восстановление монархии в России, а демократические группы требовали точного указания, что армия борется за созыв Учредительного собрания (конечно первого его созыва). Но в среде офицеров лозунг “Учредительное собрание” был… мало популярен».
Исходя из необходимости определить, хотя бы временно, «политическое лицо» армии, Алексеев выступил с инициативой провести специальное собрание старших начальников от всех воинских частей и наличных политических деятелей. Совещание, на котором присутствовали Родзянко, Львов и несколько членов кубанского правительства и Рады, состоялось 23 апреля 1918 г. в станице Мечетинской. Примечательно, что Алексеев не стремился избежать контакта с армией, а напротив, считал необходимым сообщать добровольцам те цели, ради которых армия ведет свою борьбу. По воспоминаниям полковника Марковского пехотного полка В.Е. Павлова, «генерал Алексеев говорил о внешнем положении, главным образом, касаясь немцев. Он считал, что немцы были и остались врагами России, поэтому с ними недопустима какая-либо связь. С ними — ни мира, ни войны».
