15 мая 1918 г. при посредничестве генерала Кислякова состоялась встреча Деникина, Алексеева, Романовского, кубанского атамана Филимонова с атаманом Красновым в станице Манычской. Для Алексеева встреча была тем более важной, что он смог заодно повстречаться с женой и дочерьми, приехавшими в станицу одновременно с атаманом Красновым. Встреча с семьей была радушной и трогательной, несмотря на то, что генералу почти все время приходилось лежать — давало знать обострение болезни. В конце мая Алексеев выехал в Новочеркасск, формально для лечения, но уже с 1 июня принимал посетителей, присутствовал на заседаниях Донского правительства.
Генерал жил в гостинице, где вместе с ним работали офицеры Военно-политического отдела, исподволь собиравшие для штаба Добрармии сведения о событиях, происходящих на Дону и в соседних областях. В Ростове в это время открылось официальное отделение «Белого Креста»; проводившего сбор пожертвований в пользу Добровольческой армии, а для прибывшего на Дон отряда полковника М.Г. Дроздовского «Белый Крест» устроил благотворительную «чашку чая». Подобное местонахождение, организованное по указанию атамана Краснова, не продолжалось, однако, долго и было «беспокойным», если учесть, что по соседству, в той же гостинице, разместились немецкие офицеры из штаба корпуса генерала Кохенгаузена, и в середине июля генерал снова вернулся на Кубань — к Добровольческой армии{116}.
Встреча в Манычской не принесла каких-либо значительных конкретных результатов, за исключением соглашения о поставке снарядов и патронов в Добрармию. В письме Милюкову от 25 мая Алексеев перечислил итоги совместного заседания: «…в Манычской с генералом Красновым по самым существенным вопросам договориться не удалось: а) средствами оно (войско) якобы обеспечить нас не может; разве допустит роскошь “вспомоществования” в размере не свыше 1/3 части расходов, б) по занятии немцами Батайска, готов часть своих сил предоставить временно в распоряжение Добровольческой армии для выполнения пока частных задач, вытекающих из общей идеи борьбы с большевиками, в) атаман отказывается от стремления руководить Добровольческой армией, ставить ей цели, а будет сообразовываться с общей обстановкой и вырабатывать совместно способы действий, г) временно, до создания Донской армии, атаман без содействия Д. армии на Дону, в частности, в Новочеркасске, обойтись не может, просит оставить в его распоряжении бригаду Дроздовского, хотя не имеет возражений против замены се другими частями Добровольческой армии, д) Кубань не может быть предоставлена своим силам, и помощь ей со стороны Дона, но укреплении положения в нем, должна быть оказана».
Тем не менее именно в Манычской, не без колебаний со стороны атамана Краснова, произошло присоединение к Добрармии 1-й Отдельной бригады русских добровольцев под командованием полковника М.Г. Дроздовского. Михаил Васильевич, превозмогая болезнь, встретил пришедшее с далекого Румынского фронта пополнение как установлено — военным порядком, в конном строю, под трехцветным Русским флагом. В воспоминаниях о встрече дроздовцев отмечено, что Деникин и Алексеев на рысях прошли перед строем, здороваясь с каждым подразделением, а затем Михаил Васильевич обратился к бригаде с речью, в которой от лица «старого солдата Русской армии» поздравил прибывших с Румынского фронта стрелков и с «низким поклоном» проводил их в ряды Добровольческой армии.
Алексеев получил также согласие атамана на предоставление армии второй части денежной ассигновки (из оговоренной суммы в 9,5 миллиона рублей армия получила 4 миллиона, выплаченных частями — в июне и июле 1918 г.), определенной «соглашением», заключенным еще с атаманом Калединым.
Несмотря на установившееся военно-экономическое взаимодействие, весьма важное для Добрармии с точки зрения поставки боеприпасов и финансирования, Алексеев не оставлял надежд и на заключение с Доном военно-политического соглашения. Для атамана Краснова более предпочтительным был вариант создания Юго-Восточного союза с переводом Добрармии на царицынское направление — для совместного наступления на «красный Верден». Но в таком случае Добрармия рисковала стать не центром объединения антибольшевистских сил на Юге России, и тем более — не «государственным фактором», а лишь армией в составе новообразованного Союза, равноправной но статусу Донской.
Поскольку в перспективе Юго-Восточный союз мог оказаться под контролем Германии (как и Украина), то в этом случае возникала серьезная опасность разоружения и ликвидации Добрармии, как военной организации, открыто заявлявшей о верности Антанте и находящейся на территории, подконтрольной германскому оккупационному командованию. Важность царицынского направления признавалась Алексеевым, но лишь в той степени, насколько это позволяло «вывести» Добрармию с Дона и Кубани, способствовало бы восстановлению Восточного противогерманского фронта.
5 июня 1918 г. прибывший в столицу Войска Донского Алексеев обратился к Деникину с письмом о политическом и финансовом положении Добрармии. Прежде всего, Михаил Алексеевич охарактеризовал изменившееся положение в отношении немецких оккупационных сил: «Высшее германское командование заключило перемирие с большевиками на всех фронтах», а «после декларации Донского Правительства о признании себя частью Единой, Неделимой России, отношение круто изменилось в отрицательную сторону». Донское войско могло стать потенциально опасным для немцев, которые могут начать наступление на Царицын, «что поставит нас в крайне затруднительное положение», отрезав возможные пути отхода к Волге. Идеи Юго-Восточного союза, по мнению Алексеева, могут в изменившейся обстановке стать теперь выгодными для немцев, заинтересованных в создании любых государственных образований в ущерб единству России, тогда как логика развития антибольшевистского сопротивления подтверждала необходимость укрепления, в первую очередь, общероссийских, общегосударственных тенденций, носителем которых являлась Добровольческая армия.
Поэтому открытое провозглашение в сложившейся ситуации тех или иных положений политической программы Добрармии оказалось непростым делом. Алексееву требовалось учитывать многие факторы при выработке и утверждении своих политических позиций: нельзя было допустить, с одной стороны, полного и категорического «непредрешения». Но Михаил Васильевич, со свойственным ему стремлением «обходить острые углы», жертвовать в частностях ради решения главных, стратегических задач, считал приемлемым провозглашение политических лозунгов в той форме, насколько это было возможным для сохранения зарождавшегося «единого фронта борьбы с большевизмом». При этом нельзя было не учитывать, с другой стороны, что политическая программа Добрармии, как «государственного фактора в Возрождении России», должна была исходить из максимально возможной преемственности по отношению к тому политическому курсу, который проводился за время от начала Второй Отечественной войны до «большевицкого переворота». Учитывая условия «военного времени», продолжение военных действий в Европе и попытки формирования нового «противогерманского» и «противобольшевистского» фронта на Востоке России, преемственность, по убеждению Алексеева, была особенно важна во внешней политике.
