Но какой сюрприз ждет меня в Париже, я не могла предположить. Распрощавшись с галереей и пообещав когда-нибудь вернуться, я собрала вещи и отправилась в Париж. При встрече, прямо в аэропорту, Убер начал серьезный разговор. «Я снова колюсь, это началось вскоре после звонка тебе… только ты можешь мне помочь. С тобой я брошу». Теперь я чувствовала себя специалистом по снятию людей с наркотиков. Что было делать? Я-то и вправду собиралась пожить здесь месяца два-три. И я осталась. Борьба с зельем велась не на шутку. Мы договорились с Убером, что он не упрекнет меня, если я буду останавливать его и запрещать уходить из дома. Но на деле это превратилось в схватку. Убер бегал от меня по всему дому, и когда я воевала с ним за очередную дверь, в которую он пытался проскользнуть — входную, от ванной, туалета, — он спрашивал: «Ленушка, тебя в КГБ научили следить?» Я кричала, что он сам меня об этом просил и знает, зачем я это делаю. Он смотрел мне прямо в зрачок своим синим и бездонным взглядом… и убегал при первой возможности. Он кололся во все места и во всех местах, даже на кухне у мамы с папой, во время семейного праздника, из-за чего в коридоре произошла схватка между Убером и родственниками, включая самых маленьких племянников. Вся родня смотрела на меня с отчаянием и надеждой. У него были исколоты уши, так как на руках уже не было вен. Мне удалось выманить его однажды в парижскую группу анонимных наркоманов, и я даже сама пошла с ним — очень на нее надеялась. Тут не обошлось без фарса. После занятия мы возвращались домой пешком, и элегантно одетый Убер, мерно вышагивая по тротуару, как ни в чем не бывало принялся философствовать: «Мне встреча понравилась, только все, кто выступал сегодня, на кого-то обижены и недовольны жизнью, а я о себе этого сказать не могу. Я люблю жизнь и работу свою люблю. Они не согласны с Богом, с родителями, с женой, с политикой. А я все люблю и со всеми согласен!» — «Так в чем же дело?» — «Я не знаю, я всем доволен». Его демагогия сопровождалась очень красивыми и многозначительными взглядами и жестами «а ля Ив Монтан», адресованными всему Парижу. К слову, о работе. У него были свои пациенты — в основном пожилые люди, к которым он ходил на дом. Однажды какая-то престарелая мадам пожаловалась, что доктор заснул, сидя у нее на кровати, в то время, как измерял ей давление! Бедная старушенция чуть сразу ласты не склеила (современное идиоматическое выражение, означающее то же, что отдать концы). Впрочем, такой красавец, и спит у ее ног… не выпуская из рук аппарата для измерения давления… Могла бы его и рядом положить, в конце концов, тоже мне!
Но эта страшная возня рано или поздно закончилась победой. Нашей победой. «День Победы, день Побе-е-е-ды!» Вместе с одним из братьев Убера мы повели атаку, и он сломался. Стал принимать какие-то новые лекарства, снимающие тягу и ломки, и выкарабкался. Будем надеяться, что окончательно.
Я ходила по галереям и выставкам. Смотрела на Джакометти и Макса Эрнста. Даже сама стала рисовать абстракции. Это гораздо сложнее, чем предметные картины. А Джеймс… Мы виделись с ним, много говорили о разном. Он подарил мне хорошего поэта, которого я не знала раньше — Лоуренса Ферлингстти. «Друзья всегда оставляют после себя какую-нибудь песню»… или поэта.
Иногда я выбивалась из сил и тогда ложилась на пол и лежала. Ко мне приезжал Алешка Коновалов и внушал, что я сейчас встану и пойду. Так и случалось. Один раз я даже легла на пол в музее Д’Орсе. Красиво — лежать на полу в музее… среди мировых шедевров! Убер начал выкарабкиваться, а его сестра Клодия была серьезно больна, это можно было видеть невооруженным глазом. Она воровала у отца пустые рецепты, подделывала подпись и покупала в аптеке лекарства. Это было ее «хобби». Решив, наверное, что я ангел-спаситель их семьи, родители Убера предложили мне и за ней поухаживать, конечно, не безвозмездно. Но я отказалась. Через несколько лет она умерла. Рок? Вокруг Убера? Или в Париже… или? Умерла его любовница, с которой он был до меня в Москве. Умерла его подруга Перрин, с которой он вместе возвращался на машине в Париж из СССР. Нет и Катрин. «Я иногда думаю, может, она переехала и живет где-нибудь в 18-м районе?.. Я ведь не был у нее на похоронах, меня не пустили ее родственники». — «Ты что-то чувствовал, когда тебе о ней сказали?» — «Нет. Только когда она лежала в морге — вон в том здании, из моих окон видно, тогда я думал о том, что она сейчас там лежит… и мне было не по себе!»
Потом я окончательно собралась в Москву. Меня почему-то стала преследовать мысль, что он скорее убьет меня, чем отпустит. Убер пытался меня удержать. Он даже сделал мне предложение. Глядя на портрет покойной Катрин, я отказала ему. Он сидел в комнате, в кресле. Все вокруг было подернуто легким слоем пыли, а может, и паутины… На столе стояли подсохшие цветы. «Мы будем жить с тобой, Ленушка…» — говорил Убер или его тень. Я не верила в то, что так играет с человеком одна и та же история… которую он когда-то не завершил. Я бежала в Москву. Мы оба — каждый по своему — выкарабкивались. Дай ему Бог и теперь здоровья!
Глава 74. Настроение в моем стиле
Дома, в Москве, я долго приходила в себя. Но иногда задыхалась и здесь. Сижу где-нибудь, и вдруг что-то начинает происходить у меня внутри: я не могу дышать, а вернее, вздохнуть во всю силу легких. Я бегу в туалет и там готовлюсь к обмороку, но он никак не наступает. Я тихо причитаю, пока не начну плакать, и тогда дыхание восстанавливается. Такой младенческий звук из меня идет… Наверное, это была пост-травматическая реакция. Я одно время даже боялась выходить из дома — все время прихватывало. Но постепенно приступы прошли.
Я встретилась тогда с Ниной Керовой, женой режиссера Славы Цукермана. Она приехала в Москву по каким-то киношным делам, а Слава оставался в Америке. Я знала их по Нью-Йорку, дружила с ними и любила их картину «Жидкое небо» — культовый фильм американской молодежи, снятый русскими иммигрантами. Нина, чем-то внешне напоминавшая мне всегда певицу Мадонну, обладала удивительной силой. Про нее говорили одно время в Нью-Йорке, что она ведьма, гадалка, экстрасенс. Нина сама не любила таких разговоров и утверждала, что всерьез обратилась к православию и с гаданием завязала. На меня она произвела очень сильное впечатление, и я, сама того не заметив, отчасти попала под ее влияние. Даже ее слова: «Я никогда не хотела быть актрисой, только режиссером, и я им стала, закончив ВГИК» — запали мне в сознание и сыграли немаловажную роль в моем интересе к режиссуре. Так вот, в те дни в Москве я жаловалась Нине на свое женское одиночество. «Я хочу знать, что кто-то думает обо мне». Она провела со мной сеанс психотерапии, предложив сделать следующее: «Скажи себе: ты есть у меня! Только так, чтобы самой верить, искренне. И он скоро появится. Твой человек, твое альтер эго, твой ангел». Нина говорила, что у каждого человека есть свои собственные непреодолимые проблемы и пунктики, которые ему мешают достичь цели. И надо работать со своим сознанием, настраивая себя на положительную программу. Есть еще упражнение с зеркалом — ты смотришь на себя и говоришь то, во что тебе очень трудно поверить. Она привела пример: «Славочка у меня стоит перед зеркалом и говорит себе: „Я себя люблю“ или „Я умный“. А я говорю: „Я красивая! Я богатая!“ А тебе надо говорить: „Ты есть у меня!“» После общения с Ниной мне полегчало, и я снова стала строить планы на будущее.
