Письма эти опровергают неправильные суждения о Наталье Николаевне Пушкиной, основанные главным образом на недостоверных источниках, многие из которых отражают враждебное отношение к Пушкину и его жене некоторых современников. «Злословие, — говорит сам Пушкин, — даже без доказательств оставляет почти вечные следы. В светском уложении правдоподобие равняется правде, а быть предметом клеветы — унижает нас в собственном мнении». Поразительные слова, как будто сказанные поэтом о самом себе! Клевета, родившаяся в великосветском обществе, преследовала Пушкина и его жену, унижала его достоинство и как великого писателя, и как человека.
Вот эти «почти вечные следы» злословия и правдоподобия, приравненные к правде, и послужили основанием для некоторых исследователей, чтобы нарисовать резко отрицательный образ Натальи Николаевны, а Пушкину инкриминировать преступную связь со свояченицей. Этому в значительной степени способствовали письма и воспоминания некоторых современников, порой даже из ближайшего окружения поэта.
Умирая, Пушкин завещал своим друзьям защищать жену от клеветы и сплетен петербургского великосветского общества. Предчувствуя, что ее ожидает после его смерти, он говорил: «Она, бедная, безвинно терпит и может еще потерпеть во мнении людском». И он оказался прав. «Мнение людское» сумело так оклеветать его жену, что в течение многих и многих десятилетий оно почти не подвергалось пересмотру и редкие голоса, пытавшиеся встать на ее защиту, тонули в море осуждения. И если раньше, в преддуэльный период, на Наталью Николаевну клеветали «по всем углам гостиных» и писали пасквили и анонимные письма, то после гибели поэта об этом говорилось и писалось уже открыто. Ее обвиняли в том, что она женщина неумная и ветреная, что ее легкомысленное поведение послужило поводом к дуэли; ее упрекали в беcсердечии, говорили, что горе ее неглубоко, преходяще, что она скоро забудет мужа. В литературе более позднего периода мелькали утверждения, что вдова поэта по возвращении в Петербург продолжала вести легкомысленный, светский образ жизни.
Но главное во всем этом то, что до недавнего времени «молчали» сама жена Пушкина и ее сестры, и это позволяло приписывать им мысли, чувства и поступки, отраженные в ряде «свидетельств» современников, несомненно, пристрастных и недостоверных. И вот эти немые действующие лица заговорили...
Трудно переоценить значение писем Пушкиной. Четырнадцать ее писем к старшему брату Дмитрию Николаевичу Гончарову, написанные при жизни Пушкина, вошли в книгу «Вокруг Пушкина». Но в дальнейшей работе над архивами нами было обнаружено множество важных и интересных ее писем за период вдовства и второго замужества (1838—1863 гг.). Мы имеем в виду главным образом письма Натальи Николаевны к тому же брату, хранящиеся в Центральном государственном архиве древних актов, а также письма ко второму мужу Петру Петровичу Ланскому - в архиве ее дочери А. П. Ланской, в замужестве Араповой, находящемся в Институте русской литературы АН СССР. Письма из архива Араповой — это письма-дневники, так их характеризует и сама Наталья Николаевна: «Мои письма это дневники, где я пишу о всех своих чувствах, плохих и хороших».
Но в этих длинных письмах-дневниках Наталья Николаевна записывала также очень подробно все мелочи текущей жизни дома. Естественно, что эти дневниковые записи помещать целиком было бы нецелесообразно, поэтому мы публикуем из них то главное, то важное, что, по нашему мнению, характеризует Наталью Николаевну как человека.
Что было известно о том, как жили после гибели Пушкина вдова и дети поэта? Очень мало. Были письма. Письма самой Натальи Николаевны, ее родных. Казалось бы, зная ее больше после смерти мужа, мы могли бы лучше понять, какою она была и при его жизни. Но все, что носило дату 1838 года и далее, как это ни странно, не привлекало внимания исследователей: эти письма просто не читали, а если и читали, то относились к ним с предубеждением, с заранее «запрограммированным» осуждением.
Новые эпистолярные материалы позволили во многом расширить и углубить наши представления об этой женщине, о ее характере, мыслях и чувствах, увидеть в ней то, что так прекрасно и проникновенно выражено самим Пушкиным: «Жена моя прелесть, и чем доле я с ней живу, тем более люблю это милое, чистое, доброе создание, которого я ничем не заслужил перед Богом».
Вдумываясь в эти слова, невольно сожалеешь, что некоторые современники, даже близкие поэту лица, поверхностно судили о Пушкине и его жене, приписывали Наталье Николаевне легкомысленное, а порою и равнодушное отношение к семье. А между тем приводимые в книге письма говорят нам о том, как высоко ставила она долг жены и матери, как нежно и беззаветно любила детей, как щедро была наделена таким великим свойством человеческой души, как доброта, о чем говорит и сам Пушкин.
Несомненно, большой интерес представляют и новонайденные письма Александры Николаевны Гончаровой, в замужестве Фризенгоф, и Екатерины Николаевны Гончаровой, в замужестdt Дантес-Геккерн. Сестры Гончаровы, жившие вместе с Пушкиными в период 1834—1837 годов, тесно общавшиеся с ними и в какой-то степени бывшие участницами преддуэльных событий, уже нашли отражение в книге «Вокруг Пушкина». Публикуемые в новой книге письма не только значительно пополняют наши сведения о них, но и позволяют дать новое освещение таким, например, вопросам, как отношение Александры Гончаровой к Пушкину, а также Натальи Николаевны и семьи Гончаровых к Екатерине Дантес и т. д.
Неизвестные письма А. Н. Гончаровой-Фризенгоф и ее мужа Густава Фризенгофа поистине заставили заговорить бродзянские портреты: они рисуют нам очень живо семейную жизнь Фризенгофов, Александру Николаевну как добрую, любящую жену и заботливую мать. Великолепным французским языком написаны письма Густава Фризенгофа, свидетельствующие о его глубокой, искренней любви к жене и теплом отношении к ее родным.
Впервые читатель узнает и о судьбе Екатерины Дантес, уехавшей за границу вслед за своим мужем, высланным из России. Эти очень интересные письма, хранящиеся в ЦГАДА, говорят нам о трагической судьбе этой женщины, навсегда порвавшей с родиной, в силу самолюбивого своего характера никогда не признававшей вины мужа, а может быть, и своей...
В книге приводятся письма и выдержки из писем членов семьи Гончаровых: Ивана Николаевича, брата Натальи Николаевны, и ее родителей — Натальи Ивановны и Николая Афанасьевича, дополняющие и поясняющие некоторые письма других корреспондентов. К сожалению, в архиве сохранилось мало писем младшего из Гончаровых, Сергея Николаевича. Это, вероятно, объясняется тем, что он жил в Москве, часто приезжал в Полотняный Завод, общался с Дмитрием Николаевичем и в Москве, и у матери в Яропольце и особой надобности в переписке не было. Имеющиеся в ЦГАДА его письма посвящены главным образом хозяйственным делам московского дома Гончаровых и тяжелому материальному положению семьи самого Сергея Николаевича.
