санатории «Фабрициус» Рокоссовский с его мамой – Надеждой Грековой – на спор протанцевали краковяк по набережной от санатория до сочинского парка «Ривьера». Кстати, Малинин с Грековой познакомились на фронте, а познакомил их мой дед, как гласит легенда – по совету Сталина.
«В январе 1945 года на территории Польши Галина Васильевна родила деду дочь Надю. Она стала самым молодым бойцом 1-го Белорусского фронта»
У Рокоссовского на войне тоже была любовь.
Константин Рокоссовский: Это была военврач Галина Таланова. Она служила в госпитале при штабе фронта. В январе 1945 года на территории Польши Галина Васильевна родила деду дочь Надю. Она стала самым молодым бойцом 1-го Белорусского фронта, которым в тот момент уже командовал Жуков. Думали, что будет мальчик, поэтому первые месяцы Надежда Константиновна щеголяла в специально пошитых голубых распашонках и передвигалась по фронтовым дорогам в голубой коляске, которую удалось добыть командующему бронетанковыми войсками фронта Григорию Орлу. Дед в это время командовал 2-м Белорусским и, по легенде, послал Галине Васильевне с фронта на фронт букет красных роз. Где во время войны он взял розы в январе – загадка.
После войны Рокоссовский общался с дочерью?
Константин Рокоссовский: Да, по мере возможности общался, помогал. К сожалению, в семье об этом не говорили, и мы, внуки, ничего не знали. Я был очень удивлен, когда в канун празднования 100-летия Рокоссовского в 1996 году, роясь в дедовых документах, обнаружил, что кроме мамы у него есть еще одна дочь. Мы познакомились и как-то сразу подружились. Думаю, дед был бы рад узнать, что мы стали одной семьей.
А что делали во время войны твои мама и бабушка?
Константин Рокоссовский: Бабушка работала в совете жен фронтовиков при Советском районном военкомате Москвы. Они собирали посылки для фронтовиков, организовывали концерты для раненых, лечившихся в московских госпиталях. Когда появилась возможность – к концу 1944 года – она приехала к деду на 2-й Белорусский фронт, и больше они не расставались. Мама же рвалась на фронт с самого начала войны. Рокоссовскому это сулило лишнюю головную боль – у всех на слуху была история, произошедшая с сыном Сталина. Понимая, что запретами ничего не добьешься, он предложил дочери для начала приобрести военную специальность. Мама пошла на курсы радистов при Центральном штабе партизанского движения. И в разгар Сталинградской битвы она эти курсы окончила. А надо сказать, что выпускников этих курсов готовили в том числе для заброски в тыл врага. В семейном архиве сохранилось письмо деда к маме, в котором он в частности пишет: «Слышал, что ты делаешь большие успехи в области изучения радиодела. Это меня радует, но печалит сознание того, что ты стремишься во что бы то ни стало попасть на фронт. Ты не представляешь себе всей картины и условий службы и быта, это особенно, с чем тебе придется столкнуться в жизни. Не увлекайся романтикой, представляя себе, что все так красиво, как описывается в книгах, стихах, статейках и кино. Во всяком случае, без согласования этого вопроса со мной на фронт не выезжай. Тебе только исполнилось 17 лет, и хотя ты уже девушка, но еще не вполне подготовлена для того, чтобы сразу окунуться в обстановку фронтовой жизни. Ты можешь во многом разочароваться, а это может плохо отразиться на твоей вере во все только чистое, великодушное, возвышенное. Адуся, хорошенько взвесь все, посоветуйся со мной, и тогда посмотрим, куда тебя определить, а главное – не спеши. Навоеваться еще успеешь». В итоге деду пришлось-таки забрать ее на фронт, пристроить на подвижной радиоузел на отдаленном участке фронта и делать вид, что он совершенно ее не контролирует.
Константин Рокоссовский – один из немногих военачальников такого уровня, кто был серьезно ранен на этой войне.
Константин Рокоссовский: 8 марта 1942 года в Сухиничах он получил осколочное ранение. Его срочно доставили в полевой госпиталь города Козельска и оттуда – в Москву, в Госпиталь для высшего комсостава, который располагался в корпусе Тимирязевской академии. Рана оказалась тяжелая – были повреждены легкое и позвоночник. Нет худа без добра: пока дед лечился, за вклад в оборону столицы получил квартиру на улице Горького и смог перевезти бабушку с мамой, находившихся в эвакуации в Новосибирске, в Москву. В госпитале Рокоссовский встретился с Андреем Ивановичем Еременко – они лежали чуть ли не в соседних палатах. Впоследствии вдова маршала Еременко Нина Ивановна, работавшая в этом госпитале, рассказывала, что бабушка с мамой приехали из Новосибирска истощенные, было видно, что они голодали. Дед подкармливал их своим генеральским пайком.
Перед выпиской из госпиталя после ранения. К.К. Рокоссовский и тяжелораненый А.И. Еременко. Москва, апрель 1942 г.
А что в семье рассказывали о Параде Победы 24 июня 1945 года, которым командовал прадед?
Константин Рокоссовский: По словам мамы, во время парада шел дождь, но дед не стал укрываться под навесом, а оставался с войсками. Парадный мундир промок насквозь, и дома он не мог его снять. Пришлось разрезать по швам. А когда я был мальчишкой, как-то попросил деда, собиравшегося на очередной парад, примерить его мундир. Он улыбнулся и накинул его мне на плечи. Колени подогнулись под тяжестью орденов.
Константин Рокоссовский окончил МАИ, факультет установок летательных аппаратов. Пошел по стопам деда – стал военным, но дослужился только до полковника. Сегодня работает в Государственном НИИ военной медицины Минобороны России. Его мать Ариадна Константиновна Рокоссовская была единственной дочерью маршала и его жены Юлии Петровны Барминой.
Маршал Советского Союза, дважды Герой Советского Союза Константин Константинович Рокоссовский – для меня прежде всего прадед. И из всех оставшихся в семейном архиве документов для меня самыми важными являются его письма с фронта – его душевная и одновременно военная биография тех лет [10].
Он писал их во время бессонных ночей под Москвой, писал из Сталинграда и прилагал фотографии поверженных фашистских военачальников, писал в автомобиле перед сражением на Курской дуге, писал, вернувшись с передовой в Белоруссии. Послания иногда обрывались на полуслове – он засыпал от усталости, иногда времени хватало только на записку тем же карандашом, с которым работал над картой боевых действий, иногда цензура затирала до дыр названия населенных пунктов и имена командующих. Письма эти, иногда очень личные, полные оптимизма, веры в Победу, стремления поддержать эту веру в близких –
