Книга Галилея вышла в свет в январе 1632 года. Как и другие его сочинения, она по обычаю того времени написана была в виде разговора, происходящего между тремя лицами: Сальвиати, Согредо и Симплицием. Первые два лица, как мы знаем, представляют действительные имена двух покровителей Галилея; что же касается третьего, то фамилия его была вымышленная. Первые два собеседника держались воззрений самого Галилея и настойчиво, терпеливо, не пренебрегая никакими мелочами, доказывали справедливость новых воззрений на устройство мира, и на каждом шагу немилосердно разбивали все доводы «простеца» Симплиция; этот последний оказывался до такой степени загнанным в угол, что, истощив все свои нехитрые доводы, прибегал наконец к чисто женским аргументам, объявляя, что он просто не желает принимать новых мнений, потому что они ему не нравятся, хотя бы и были верны. Последний довод его заключался в том, что Бог всемогущ, а потому его нельзя подчинять закону необходимости. Книга заканчивалась ничтожными рассуждениями о суетности человеческих знаний в духе католической церкви, приведенными исключительно для отвода глаз, но формально показывавшими, особенно в связи с предисловием, что книга написана как бы в защиту церковного постановления. К несчастью, в речах добродушного Симплиция очень часто попадались слова и выражения самого папы Урбана VIII, слышанные Галилеем во время многократных бесед его со святейшим отцом в Риме. Вероятно, выражения эти были настолько характерны и оказывались столь мало замаскированными, что его святейшество без особого труда мог узнать в Симплиции свою собственную особу. По свойству человеческой природы друзья или родственники в случае ссоры становятся самыми непримиримыми врагами и могут дойти до крайних степеней жестокости, если в руках их к тому же находятся и все средства для мщения. Так было и в настоящем случае. Если бы не была задета умышленно или неумышленно личность папы, то очень возможно, что ввиду почтенного возраста Галилея и почти дружеского расположения к нему со стороны папы, сочинению Галилея не было бы придано такого значения и оно не имело бы для него столь роковых последствий. Но папа, имевший основание считать себя покровителем Галилея, оказавший ему много милостей, почувствовал себя страшно обиженным и не хотел простить этой обиды ни в каком случае.
Новое сочинение Галилея быстро распространилось, о чем хлопотал и он сам, послав в Рим 30 экземпляров книги по адресам разных духовных лиц. Вникнув в его содержание, богословы и обскуранты огласили проклятиями Галилею весь католический мир. Как скоро во Флоренции узнали, что папа против Галилея, с последним совершенно перестали церемониться и подняли против него целую бурю, честя его прямо богоотступником и еретиком, и все учение его – богомерзким. Против него стали устраивать самые дикие диспуты и произносить совершенно невозможные речи, уснащая их притянутыми, что называется, за волосы текстами из Св. Писания. Это была настоящая оргия фанатизма, среди которой совершенно забывали о всяком человеческом смысле. Почтенный епископ Лагалла говорил, например, что Бог, живя на небе, и приводить в движение может только небо, а не Землю; словом, не было того невежественного монаха, который бы не считал теперь себя вправе сказать какую-нибудь глупость в недоступном его пониманию вопросе, и отношение к Галилею его сограждан было лишь повторением эзоповской басни о потерявшем свою силу льве и испытывавшем теперь на себе когти, зубы, рога и даже копыта остальных животных.
В Риме на этот раз уже ни форма изложения, ни прочие ухищрения Галилея никого не ввели в обман; книга его была понята надлежащим образом, и в ней было усмотрено стремление доставить торжество осужденному учению и осмеять авторитет церкви. В особенности был раздражен сам папа, так как Галилей не только осмеял его в лице Симплиция, но и обманул бдительность духовной власти, напечатав с ее одобрения оскорбительное для него сочинение. Преследование Галилея началось с запрещения распространять эту книгу и с изъятия ее из продажи. Затем пошли слухи о том, что Галилея предадут суду.
Великий старец испугался этих зловещих слухов и обратился к заступничеству великого князя Фердинанда. Последний, несмотря на свою молодость, так как ему было в это время лишь 22 года, сделал для Галилея очень много, и если по слабости характера и по традиционной верности своей фамилии папскому престолу не мог решиться совершенно не допустить суда над Галилеем, то своим покровительством и ходатайством за него сильно смягчил жестокость инквизиционного суда и облегчил участь Галилея, которому без этого – кто знает – пожалуй, могла бы предстоять участь Бруно. Но если история науки и просвещения всегда помянет добрым словом этого государя, то посланник тосканский при папском дворе, Франческо Никколлини, заслуживает глубокой признательности истории и потомства, потому что без этой благородной личности князю Фердинанду едва ли бы удалось что-нибудь изменить в участи, готовившейся Галилею среди зловещей тишины и таинственности заседаний инквизиционного трибунала. Истории едва ли известен другой пример столь искренней и бескорыстной заботы со стороны вельможи об опальном ученом и любви к нему; примеры таких отношений не часты даже в истории дружбы и семейных привязанностей.
Как скоро Никколлини получил письмо от своего государя, поручавшее ему заботу об участи Галилея, он ревностно и неустанно принялся ходатайствовать за него всюду, где только было возможно, постоянно извещая великого князя о результате своих хлопот, так что по его письмам легко проследить все фазы печальной истории преследования Галилея. Он начал с ходатайства о снятии запрещения с книги Галилея и о допуске ее к обращению, но успеха в этом не имел. Он сообщает князю, что папа очень раздражен против Галилея за то, что он обманул его, что он вмешивается в самые важные и опасные вопросы, какие только можно поднимать в наше время, что обманул его также и кардинал Чиамполли, уверявший его, что Галилей никогда не окажется непослушным святому престолу. Никколлини ходатайствовал затем перед папой, чтобы Галилею дана была возможность оправдаться. Папа на это заметил, что инквизиционный суд сперва разбирает такие дела, а потом призывает обвиняемого к даче показаний и защите себя. Затем, когда посланник спросил, нельзя ли указать Галилею преступные места книги, папа с гневом отвечал, что Галилей сам это хорошо знает, «так как слышал об этом из собственных наших уст». На замечание Никколлини, что нужно иметь некоторое уважение к подданному его государя, которому посвящена Галилеем сама книга, папа вспылил еще более и просил написать его светлости, чтобы он в это дело лучше не вмешивался, потому что Галилей не выйдет из него с честью. Никколлини заканчивает свое письмо к князю следующими словами: «Хуже не мог бы быть расположен папа к нашему бедному Галилею».
