32
История с запрещением графине Строгановой обедать в три часа дня случилась весной 1800 г.
Анекдоты о полковнике Киже и о живом мертвеце легли в основу сюжета повести Ю. Н. Тынянова «Подпоручик Киже».
Дело пастора Зейдера было решено судом в июне 1800 г.
Тугут – австрийский министр иностранных дел, Питт – английский премьер-министр, Бернсторф – датский министр.
27 февраля 1801 г. казаки выступили в поход. 18 марта 1801 г., через неделю после убийства Павла, Александр I распорядился их вернуть.
Князь Александр Куракин, уволенный от службы в сентябре 1798 г. за сообщество с мадемуазель Нелидовой, был возвращен в феврале 1801 г.; Обольянинов был в 1801 г. генерал-прокурором.
Генерал-лейтенант Аракчеев в 1801 г. являлся уже не бароном, а графом. Он, действительно, был безусловно верен императору Павлу – в его графский герб император собственноручно вписал девиз: «Без лести предан».
См.: «Ежели великий князь <Петр II> без наследников преставится, то имеет по нем цесаревна Анна с своими десцендентами, по ней цесаревна Елисавета и десценденты, а потом великая княжна <Наталия, сестра Петра II, умершая в 1728 г. > и ее десценденты наследовать, однако ж мужеска пола наследники пред женским предпочтены быть имеют. Однако ж никогда российским престолом владеть не может, который не греческого закона или кто уже другую корону имеет» (Соловьев. Кн. X. C. 78).
Речь идет о двух войнах времен Анны Иоанновны: войне за польское наследство (1733—35) и русско-турецкой войне (1735—39).
Из басни В. К. Тредиаковского «Самохвал» (см.: Тредиаковский. С. 179). Впрочем, нет никакой уверенности в том, что Тредиаковский был бит именно за эту басню, поскольку вряд ли Волынский читал «Самохвала», потому что, вероятнее всего, басня написана много позже описываемых событий и имеет в виду не Волынского, а Ломоносова. У Волынского был совсем другой повод для нападения на Тредиаковского – тому покровительствовал князь А. Б. Куракин, враг Волынского, и этого было довольно для того, чтобы Волынский мог отыграться кулаками на любом из его протеже. История удручения, доставленного Волынским Тредиаковскому, подробно изложена в доношении Тредиаковского в Академию наук – см.: Москвитянин. 1845. № 2. Отд. IV. C. 43–46.
Елисавета Петровна родилась до венчания Петра I и Екатерины I.
Иоанн Антонович погибнет в ночь с 4 на 5 июня 1764 г. в Шлиссельбургской крепости во время попытки поручика В. Я. Мировича освободить его. «К нему приставлены были заслуженные два штаб-офицера, которым дано повеление: ни в коем случае живого его не выдавать. Сказанный поручик Мирович <…> подговорил солдат своей роты и с оными вломился в темницу несчастного Иоанна. Упомянутые два штаб-офицера, видя, что уже не осталось им никакого средства сберечь своего узника, закололи его. Таким образом Иоанн, двадцати четырех лет, окончил несчастную свою жизнь. Мирович, вошед в ту камеру, где он содержался, и увидя его мертвым, сам представил себя правительству как мятежника. Сенат и первенствующие государственные чины присудили на эшафоте отрубить ему голову» (Энгельгардт. С. 300–301). 15 сентября 1764 г. Мирович был казнен. Это была первая публичная казнь за последние 24 года. После казни Волынского в 1740 г. никому еще не отрубали голову на площади. «Народ, стоявший на высотах домов и на мосту, не обыкший видеть смертной казни и ждавший почему-то милосердия государыни, когда увидел голову <Мировича> в руках палача, единогласно ахнул и так содрогся, что от сильного движения мост поколебался, и перила обвалились» (Державин. Записки. С. 45).
См. в уже цитировавшейся инструкции А. П. Бестужева-Рюмина: «Пред полуднем в среду и субботу можно специальною географиею и новейшею гисториею о России чтением жития Петра Великого и генерально точнейшим спознанием империи учреждений и уставов оной упражняться» (Соловьев. Кн. XII. C. 328).
См.: «<…> игрушки, куклы и другие детские забавы <…> он любил до страсти: днем их прятали в мою кровать и под нее. Великий князь ложился первым после ужина и, как только мы были в постели, <…> играл до часу или двух ночи; волей-неволей я должна была принимать участие в этом прекрасном развлечении» (Екатерина. С. 298).
«<…> он заставлял рядиться своих и моих слуг и моих женщин, и заставлял их плясать в моей спальной; он сам играл на скрипке и тоже подплясывал. Это продолжалось до поздней ночи; что меня касается, то под предлогами головной боли или усталости я ложилась на канапе <…> и до смерти скучала от нелепости этих маскарадов, которые его чрезвычайно потешали» (Екатерина. С. 299–300).
«<…> он не знал ни одной ноты, но имел отличный слух и для него красота в музыке заключалась в силе и страстности, с которою он извлекал звуки из своего инструмента. Те, кому приходилось его слушать, часто с охотой заткнули бы себе уши, если бы посмели, потому что он их терзал ужасно» (Екатерина. С. 298).
«<…> он устроил театр марионеток в своей комнате и приглашал туда гостей и даже дам. Эти спектакли были глупейшей вещью на свете» (Екатерина. С. 282); воспоминание относится к 1746 г.
«Однажды великий князь, находясь в своей комнате за приготовлениями к своему так называемому спектаклю, услышал разговор в соседней комнате, и так как он обладал легкомысленной живостью, взял от своего театра плотничий инструмент <…> и понаделал дыр в заколоченной двери, так что увидел <…>, как обедала императрица, как обедал с нею обер-егермейстер Разумовский в парчевом шлафроке <…> и еще человек двенадцать из наиболее доверенных императрицы. Его императорское высочество, не довольствуясь тем, что сам наслаждается плодом своих искусных трудов, позвал всех, кто был вокруг него, чтобы и им дать насладиться удовольствием посмотреть в дырки, которые он так искусно проделал <…>. Я пришла последней и увидела их расположившимися у этой двери, где он наставил скамеек, стульев, скамеечек – для удобства зрителей, как он говорил <…>. Меня испугала и возмутила его дерзость, и я сказала ему, что я не хочу ни смотреть, ни участвовать в таком скандале, который причинит ему большие неприятности» (Екатерина. С. 282–283).
