Очковый медведь научился рисовать,
Очковый медведь совершенно спокойно
Мог умножить двадцать на четыре.
Очковый медведь был образцовым животным, продолжал Даррелл. Он научился писать, рисовать, вязать, ткать и петь. Он изучил историю, научился считать, не загибая пальцы. И лишь одно обстоятельство повергало его в глубокую депрессию — он не умел говорить и был вынужден подписываться, ставя крест.
Но однажды кто-то подарил ему попугая
(Чрезвычайно дурно воспитанную птицу),
Которая умела делать хорошо лишь одно — говорить,
И Очковый медведь был спасен.
Птица стала его постоянным компаньоном,
Медведь писал письма друзьям совершенно спокойно,
А в конце этих посланий они находили подпись:
«Ачковый мидведь, Б.Н.».
Если ваш учитель спросит вас,
Как пишутся слова «кларет» или «зефир»,
Я предлагаю, не тратя лишних сил,
Пойти и купить себе попугая.
25 марта 1976 года, незадолго до отплытия Джеральда на Маврикий, Пегги Пил встретила его в Лондоне и записала в своем дневнике: «Джеки уехала во Францию. Я ничего не спросила, но подозреваю, что она бросила Джерри. Он выглядел очень одиноким. С ним была Энн Питерс. Мне показалось, что она тоже собирается на Маврикий». Похоже, в качестве подружки. «Энн стала первой девушкой, с которой Джерри начал встречаться после разрыва с Джеки», — вспоминал Джон Хартли.
В апреле после отъезда Джеральда на Маврикий Джеки вернулась на Джерси, чтобы забрать вещи и привести в порядок счета Джеральда. Тогда она была в зоопарке в последний раз. Саймон Хикс, прибывший на Джерси, чтобы занять пост зоологического координатора Фонда, а впоследствии ставший секретарем Фонда, вспоминал: «В зоопарке царила полная неразбериха, и я с первого же дня включился в работу. Господи, сказал я себе, мне-то зачем это нужно? Джеральд Даррелл за границей, его жена упаковывает свои вещи и уезжает. Приехали телевизионщики. «Мистер Даррелл здесь?» — спросили они. «Нет, он за тысячи километров отсюда, — ответил я. — Я здесь новичок и не могу вам ничем помочь. Я совершенно растерян». Никто не посвятил меня в тайну. Мне пришлось во всем разбираться самому. Я ничего не понимал, кроме того, что положение очень серьезное». Уезжая, Джеки оставила прощальную записку Джереми Маллинсону: «Прощайте, надеюсь больше никогда в жизни не увидеть это чертово место».
В этот момент Джеральд был далеко от Джерси — и морально, и физически. Он впервые оказался на Маврикии, втором по величине из Маскаренских островов, лежащем к востоку от Мадагаскара. Этому острову было суждено оказаться местом осуществления наиболее долгосрочного и успешного проекта Фонда охраны дикой природы.
В марте 1976 года совершенно разбитый Джеральд вместе с Джоном Хартли и Энн Питерс вылетел на Маврикий. Шестинедельная экспедиция была спланирована так, чтобы у него была возможность отдохнуть и немного понежиться на солнце. В те времена Маврикий был довольно неизвестной страной. Джеральд увидел его из иллюминатора самолета — «зеленый, рдеющий, с голубовато-пурпурными горами, окруженный белопенными рифами и глубокой синевой Индийского океана». В экологическом смысле на острове произошла настоящая катастрофа. Самолет приземлился на руинах острова, где когда-то гнездился легендарный дронт. Большая часть уникальной островной фауны была уничтожена человеком еще в прошлом веке. Не менее разрушительную роль сыграли и спутники человека — собаки, кошки, свиньи, крысы, обезьяны, мангусты. За удивительно короткое время печальную судьбу дронта разделили огромный бескрылый черный попугай, гигантская черепаха и дюгонь. «От уникальной и совершенно безвредной для человека фауны, — писал Джеральд, — остались всего несколько птиц и ящериц. Но даже и они, а также все, что осталось от девственного леса, испытывают невероятное давление». Маврикийская пустельга, розовый голубь и попугай-пересмешник — самые редкие виды в мире — подвергались истреблению со стороны орд яванских макак, которые поедали их яйца и уничтожали птенцов.
По мере того как Джеральд знакомился с обстановкой на острове, поездка, спланированная как увеселительная, предусматривающая знакомство с охраной окружающей среды, постепенно превращалась в серьезную экспедицию, во время которой оставалось немного времени и на отдых. Прибыв на Маврикий, участники экспедиции остановились в штаб-квартире хранителя лесов Вахаба Овадалли, с которым и Джеральд, и Джон Хартли немедленно подружились. Хранитель лесов оказался очень дружелюбным человеком, сторонником охраны окружающей среды. Он настаивал, чтобы после ознакомления с состоянием популяции пустельга, розовых голубей и попугаев экспедиция отправилась на Круглый остров, который по своей значимости можно сравнить только с Галапагосскими островами, но которому угрожала серьезная экологическая катастрофа.
Найти розовых голубей в природе было нелегко, так как их количество сильно сократилось. Чтобы их увидеть, экспедиция отправлялась в лес ночами и при свете факелов разыскивала гнезда птиц. Для Джеральда путешествие по зарослям криптомерий в долине Розовых Голубей в поисках редких птиц было увлекательным приключением. Он забывал о своем погибшем браке, о проблемах Фонда и Джерсийского зоопарка, он снова погружался в мир живой природы, вспоминал детство, проведенное на Корфу. Красота окружающей природы завораживала даже такого искушенного человека, как Джеральд. На закате он забирался на деревья и ждал, когда голуби вернутся на ночлег. Пролетавшие мимо птицы проявляли к нему не меньший интерес, чем он к ним. Позже он писал:
«Солнце опустилось очень низко, и небо из металлического, зимородкового стало нежным, бледно-голубым. Внезапно откуда-то появилась стая белоглазок, маленьких хрупких зеленых птичек с бледными кремовыми кругами вокруг глаз. Птички расположились на дереве надо мной. Они принялись переговариваться между собой, издавая резкие, высокие звуки, и в то же время демонстрировали мне чудеса акробатики, выискивая между сосновыми иголками крохотных насекомых. Я поджал губы и издал звук, напоминавший их крики. Эффект был поразительным. Все птички замерли, замолчали, забыли об ужине, собрались на ветке прямо над моей головой и уставились на меня черными глазками, обведенными белыми кругами. Я издал еще один крик. Какое-то время птички ошарашено молчали, а затем начали возбужденно переговариваться и приближаться ко мне. Если бы я протянул руку, то мог бы до них дотронуться. Я продолжал подражать их крикам. Белоглазки казались все более и более встревоженными. Они склоняли головки, приближались ко мне все ближе и ближе. Птички чуть было не садились на меня, продолжая обсуждать столь странное явление резкими, пронзительными голосками».
