«…От выставок [„Мира искусства“. – Сост.] я в восторге. Я всегда удивлялся, глядя на Дягилева, сидевшего на концертах в бывшем Дворянском собрании небрежно, нога на ногу, что этот по виду пшют может быть таким просвещенным в искусстве человеком, таким энергичным, талантливым устроителем выставок. Кто бы мог устроить такую полную, такую интересную, громадную выставку исторических портретов в Таврическом дворце? Двор, а за ним вся аристократия, помещики, купцы дали на эту выставку имевшиеся у них портреты предков, исполненные большими мастерами. Приходилось разъезжать по помещичьим усадьбам, разыскивая интересные экспонаты.
…А как Дягилев умел оформлять выставки! Например, на последней выставке журнала „Мир искусства“, устроенной в доме шведской церкви, для каждого художника был подобран особого цвета фон: для врубелевских работ щиты были задрапированы светло-лиловым муслином, для моих картин с рамами из дуба фон сделан был из темно-желтого муслина. Картины Милиоти в золотых рамах в стиле Людовика ХV висели на ярко-красном бархате, а посмертная выставка Борисова-Мусатова – вся в белых узких рамах на белом муслине. Пол затянут синим сукном. Перед картинами – горшки с гиацинтами, при входе – лавровые деревья» (А. Рылов. Воспоминания).
«Он был великим мастером создавать атмосферу заразительной работы, и всякая работа под его главенством обладала прелестью известной фантастики и авантюры. Напрасно временами более благообразные среди нас (главным образом Философов и я) взывали к лучшему соблюдению его же собственных интересов и пробовали обуздать слишком уж ретивые его порывы. Стихия авантюры брала верх, мчала его дальше… Вот почему в целом жизнь этого фантастического человека получила отпечаток несколько озадачивающего безумия…Единственный среди группы художников, он сам ничего не творил художественного, он даже совершенно оставил свое композиторство и пение, но это не мешало нам, художникам, считать его вполне за своего. Он не писал картин, он не создавал постановок, он не сочинял балетов и опер, он даже очень редко выступал как критик по художественным вопросам, но Дягилев с таким же вдохновением, с такой же пламенностью, какие мы, профессиональные художники, обнаруживали в своих произведениях, организовывал все, с чем наша группа выступала, издавал книги, редактировал журнал, а впоследствии ведал трудным, часто удручающим делом „театральной антрепризы“, требовавшим контакта со всевозможными общественными элементами. Наиболее же далекой для нас областью была реклама, publicité, все дело пропаганды, а как раз в этом Дягилев был удивительным, как бы от природы одаренным мастером» (А. Бенуа. Мои воспоминания).
«Фигурой он был, несомненно, очень яркой и блестящей, благодаря всесторонней талантливости. Музыкально богато одаренный, чуткий к красоте во всех ее проявлениях, знаток пения, музыки, живописи, большой любитель театра, оперы и балета, ловкий инициатор и организатор, неутомимый работник, умеющий привлекать к работе людей, ими пользоваться, брать от них, что надо, находить и развивать таланты, привлекая, завораживать, столь же беспощадно расставаться с людьми, как и эксплуатировать их, – был настоящим вождем и руководителем с диктаторскими наклонностями. Зная себе цену, он не терпел ничего и никого, что могло стать ему поперек дороги и с ним конкурировать. Обходительный и вкрадчивый, жестокий и неприятный, сердечный, преданный и внезапно неверный, требовательный и капризный, смелый до нахальства и заносчивости и задушевно ласковый, он мог иметь поклонников, друзей и врагов, но не мог порождать среднего чувства симпатии; он мог быть чарующим и отталкивающим, но ни симпатичным, ни антипатичным он не был. Фигура сложная и яркая – он умел лавировать среди интриг, зависти, нареканий и сплетен, которыми всегда насыщен художественный мир» (С. Щербатов. Художник в ушедшей России).
ЕВГЕНЬЕВ-МАКСИМОВ Владислав Евгеньевич
наст. фам. Максимов;6(18).9.1883 – 1.1.1955
Литературный критик, литературовед. Автор статей и монографий о Некрасове, Чернышевском, Достоевском и др. Дебютировал в 1902. Монографии «Некрасов как человек, журналист и поэт» (Л., 1928), «Некрасов и его современники» (Л., 1938), «Жизнь и деятельность Н. А. Некрасова» (т. 1–3, М., 1947–1952).
«В эту пору [середина 1900-х. – Сост.] в Царском Селе заговорил как вестник политической весны, как человек „с другого берега“ В. Евгеньев-Максимов. Казалось, он пришел напомнить о том, что в России были Белинский и Герцен, Некрасов и Салтыков, что шестидесятники недаром мечтали о свободе и первомартовцы погибли не напрасно. От него веяло конспирацией, нелегальщиной, и, вообще, нельзя было сомневаться в серьезности его намерений. Максимов преподавал реалистам русскую словесность, но почему-то декламировал на уроках Байрона и так был взволнован революцией, что иногда забывал надевать галстук и застегивать штаны. Мы любили его за простоту, за вспыльчивость, за либерализм, за богатырское сложение, любили за то, что он метался по классу, как тигр, ерошил волосы и вдруг прорывался запрещенным стихотворением Некрасова, за что и был в конце концов убран из реального училища. После этого он еще больше привязался к Некрасову и решил писать о нем всю жизнь, как Разумник о Герцене» (Э. Голлербах. Город муз).
ЕВРЕИНОВ Николай Николаевич
13(25).2.1879 – 7.9.1953
Драматург, теоретик и историк театра, режиссер. Один из создателей «Старинного театра» (1907–1908, 1911–1913). Книги и издания: «Драматические сочинения» (в 3 т., СПб. – Пг., 1907–1923), «Введение в монодраму» (СПб., 1909, 1913), «Ропс» (СПб., 1910), «Крепостные актеры» (СПб., 1911), «Бердслей» (СПб., 1912), «История телесных наказаний в России» (СПб., 1913), «Театр для себя» (ч. 1–3. Пг., 1915–1917), «Театр как таковой» (СПб., 1912), «Pro scena sua. Режиссура. Лицедеи. Последние проблемы театра» (Пг., 1915), «Происхождение драмы. Первобытная трагедия и роль козла в истории ее возникновения» (Пг., 1921), «Что такое театр» (Пг., 1921), «Оригинал о портретистах. (К проблеме субъективизма в искусстве)» (М., 1922), «Нестеров» (Пг., 1922), «Театральные инвенции» (М., 1922), «О новой маске (автобио-реконструктивной)» (Пг., 1923), «Азазел и Дионис. О происхождении сцены в связи с зачатками драмы у семитов» (Л., 1924), «Театр у животных» (Л.; М., 1924), «Тайна Распутина» (Л., 1924) и др. С 1925 – за границей.
«Все, кто знал Николая Николаевича Евреинова, согласятся со мной, что для него самый подходящий эпитет – „блистательный“. Это был человек разнообразных и ярких талантов. Приходя в гости, он охотно брал на себя роль развлекателя. Для этой роли он был вооружен превосходно: фокусы, куплеты, каламбуры, анекдоты, шарады, музыкальные трюки так и сыпались из него без конца. Он всегда чувствовал себя на эстраде.
