На другой день меня, точно по заказу, взяли в аэродромную команду. На аэродроме мы разгружали цемент, подвозили песок, засыпали воронки после бомбежки, бетонировали взлетные дорожки. Руки и ноги коченели от холода, свирепый ветер с моря, будто заключив союз с фашистами, изматывал наши силы, выдувая из наших тел последнее тепло. Чтобы хоть немного защититься от холода, мы надевали на себя под лохмотья бумажные мешки из-под цемента. За это нас лупили палками, грозили суровым наказанием. Но теперь я не роптал на свою судьбу, потому что видел перед собой цель, достижение которой окупит все страдания.
Стал присматриваться к окружающим, прислушиваться к их разговорам и убедился, что народ здесь замечательный, готовый горы свернуть. У всех на уме было одно: как вырваться из фашистского ада? Значит, можно было начинать подготовку к захвату вражеского самолета. Надо подобрать группу наиболее надежных, особо отважных, готовых на любой риск товарищей. А риск очень большой, поплатиться можно не чем-нибудь, а самым дорогим для человека — жизнью! Ведь захватывать самолет и улетать придется среди бела дня и буквально на глазах у врага. Это не в родном полку, где, бывало, в трудных условиях фронтовой обстановки каждый из нас чувствовал помощь, поддержку командира, друзей и товарищей-однополчан. Я невольно вспомнил своего командира эскадрильи, чуткого и отзывчивого товарища — Владимира Ивановича Боброва. Он всегда ободрял в тяжелую минуту, радовался успехам подчиненного. О, как бы дороги были его советы в эти минуты! Что он делает теперь? Где сражаются мои однополчане? Может быть, это они на днях кружили над аэродромом, где мы изнываем от каторги?!
Как ни скрывали от нас фашисты правду о положении на фронтах, мы знали, что Советская Армия ведет победоносные бои уже на вражеской территории. Это придавало нам силы. Мне хотелось знать обо всем, что делается на родной земле, где проходит линия фронта. Это было необходимо для перелета. Ведь у меня не было никаких оперативных карт и даже простой географической. Но я верил, что и без карты, без компаса само сердце приведет меня туда, куда оно неудержимо стремится с той минуты, как я оказался в плену у врага.
Следы сокрушительных ударов по врагу мы видели и здесь, на аэродроме, где нас заставляли работать.
— Снова летят красные звезды! — кричали мы, увидев свои боевые корабли.
— На славу поработали наши летчики! — обычно говорили заключенные после каждого налета. — Только сожалели, что ни одна бомба не попала в крепостные стены лагеря.
В первых числах января 1945 года советская бомбардировочная авиация во время ночного налета разбомбила два ангара, вывела из строя взлетно-рулежные дорожки и сожгла 11 или 12 самолетов врага. Это очень обрадовало всех нас, заключенных, вселило уверенность в скорое освобождение.
Фашисты поспешно создали из нас специальную рабочую бригаду для быстрейшего устранения последствий этого налета. Но налеты повторялись все чаще, так, что мы не успевали засыпать и заливать бетоном бомбовые воронки. Правда, нам некуда было спешить с этим делом, и мы не спешили… Чем больше было обломков немецких самолетов, тягачей, развалин ангаров, тем легче становилось у нас на сердце.
Однажды во время выгрузки цемента из вагонов я увидел, как один военнопленный засыпал песком буксы вагонов. Заметив, что я за ним наблюдаю, он скрылся, но мне удалось запомнить его веснушчатое лицо и шрам на носу. Я понял, что этот человек способен на любой риск, что его необходимо привлечь к осуществлению моего плана побега. Два дня я искал его, а он скрывался, видя, что я его преследую. Наконец, он чуть не зарезал меня, приняв за фашистского сыщика. Только через некоторое время он убедился, что я свой человек, и мы стали с ним друзьями.
Это был Володя Соколов. В лагере его звали просто «курносый». В плен Володя попал в начале Отечественной войны, прошел через многие тюрьмы и лагеря, был удивительно находчив и изворотлив. Владея немецким языком, он даже вошел в доверие к немцам и был назначен помощником «капо» (бригадира), что давало ему возможность облегчать участь товарищей.
До случая с песком я серьезно остерегался с ним разговаривать, брезгливо сторонился, думая, что он фашистский прислужник, но глубоко ошибся. На самом деле «курносый» был пламенным советским патриотом, питавшим жгучую ненависть к фашистам. Один эсэсовец до смерти замучил военнопленного. Узнав об этом, «курносый» изменился в лице и, скрипнув зубами, сказал:
— Этому извергу дорого обойдется кровь наших людей! Я ему, гаду, устрою…
Видел я, как «курносый» отдал свою порцию супа обессилевшему поляку. Всё это заставило изменить о нем свое мнение. Мы поговорили с ним по душам и поняли друг друга. Он под строгим секретом рассказал мне, что группа товарищей готовит побег. Совершить его они думают в момент налета советской авиации, когда охранникам будет не до нас. По его словам, возглавлял эту подготовку какой-то Иван Корж. Меня это очень заинтересовало. Выходило, что имеется готовая сколоченная группа для побега, остается только действовать.
Но кто такой Корж? Надежный ли это человек? Обо всём этом я решил разузнать самым тщательным образом. После некоторого раздумья я сказал Володе Соколову, что есть возможность совершить побег на самолете.
— А летчик есть? — сразу просиял он.
— Есть среди нас летчик, — ответил я, — только об этом никому ни слова, а то, если узнают гитлеровцы, ему и всем нам несдобровать…
— Будь спокоен! — решительно заявил он. Вскоре нас послали в рощу заготавливать дрова. Ко мне подошли пятеро заключенных. Один из них, очень худой, невысокого роста, с живыми горящими глазами, отозвал меня в сторонку и просто спросил:
— Укажи мне, кто здесь летчик? Я — Иван Корж. Хочу с ним поговорить.
Я решил сначала присмотреться к нему, убедиться, что не подведет, а потом уж обсуждать с ним план побега. Но весь вид Ивана Коржа был таким располагающим, этот человек вызывал такое доверие к себе, что уж при следующей встрече я признался:
— Летчик — я.
— Так бы и говорил, — улыбнулся Корж. — Это здорово! Свой летчик! Дело!..
Корж, как выяснилось, была вымышленная фамилия советского пограничника Ивана Кривоногова. Военную службу он начал в Шепетовке, где прошли годы боевой молодости писателя-коммуниста Николая Островского. В этом городе молодой патриот прочитал книгу «Как закалялась сталь», а из рассказов местных жителей узнал о боевых подвигах ее автора. Образ Павки Корчагина стал вдохновляющим примером для воина-пограничника.
Кривоногов был одним из тех, кто принял на себя внезапный, вероломный удар фашистских полчищ. Командиру взвода Кривоногову было тогда 24 года. Вместе со своими подчиненными он занимал дот на берегу пограничной реки Сан в районе Перемышля. О мужестве, с каким Кривоногов и его бойцы отражали атаки врага, говорит тот факт, что гарнизон дота продержался под ураганным артиллерийским огнем и бесчисленными атаками фашистов до третьего июля, когда фронт уже был далеко позади него.
