Verlag S. Ficher [207]
Leipzig
_____
Мысль о Я<кобе> Вассермане.
Ваши люди сверхмощны. Сверхмощь есть пра-мощь: природная мощь. То, что мы называем нормальным размером есть только наша вырождавшаяся природа. Сверхчеловек (как все Ваши) есть только истинный человек. Теперь, после сработанных двух великанов, обратно — к «Фаберу» [208]. Нет, в Фабере они всё еще не доведены до нормальных размеров, всё еще обужены. Это как если бы Вам говорили: вот человеческая мерка, ничего кроме. И Вы прилаживаете, хотя это не прилаживается. «Эуген Фабер» звучит уже как Этцель Андергаст (NB! и совершенно неоправданно, т. е. это болезненно Вам — великаны — герои мстят свои нормальным размерам:
— Так это совсем не люди!
— Однако.
— Так это то ли ангел, то ли…
— Стало быть.
— Какими же словами он описывает тогда ангела, если…
— Слова приходят вместе и от ангела Так это не немец
— А вы действительно полагаете, что есть немецкий человек, русский человек и т. д.? Русские, евреи, немцы — да, но понятие человек различно от русского и т. д. А тем более — немецкий, русский, еврейский ангел.
Немецкие, русские и т. п. собаки — да. Породы — да. Характеры — да.
Люди — нет.
Быть человеком значит быть богоподобным.
Впервые — НЗК-2. С. 404 406. Печ. по НЗК-2. Письмо написано на немецком языке.
Наброски письма к немецкому писателю Якобу Вассерману с отзывом о его романе «Этцель Андергаст» (1931).
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
10-го июня 1933 г.
Многоуважаемый Владимир Феофилактович [209],
Обращаюсь к Вам с большой просьбой: выдать мне деньги с тургеневского вечера по возможности сейчас же [210]. О моем крайне-бедственном положении знают Бальмонты [211], и Вам его в любую минуту подтвердят. Да и не только Бальмонты.
Вторая просьба в картах d’identit* [212], которые меня крайне тревожат, время идет, у нас был чиновник из Префектуры, а о свидетельствах Союза Писателей ни слуху ни духу, я совершенно не знаю, что мне делать, но одно знаю с совершенной ясностью, что никогда у меня не будет 200 фр<анков>, чтобы заплатить за себя и мужа, если свидетельства не поспеют вовремя [213]. Да даже и ста.
Если Вам трудно письменно, изъясните, пожалуйста, моей дочери на словах, В ЧЕМ ДЕЛО И ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ, ЧТОБЫ СВИДЕТЕЛЬСТВА ПОЛУЧИТЬ.
Писала Вам о том же четыре дня назад.
Уважающая Вас М. Цветаева
Впервые — ЛО. 1990. С. 106. СС-7. С. 441–442. Печ. по СС-7.
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnut
10-го июня 1933 г.
Милый Вадим Викторович,
Большое спасибо за деньги.
С сокращением второй части рукописи — устроится, мне важен был конец [214]. Недоразумений не будет, когда надо будет окликнете.
Спасибо за предложение аванса, и вот, большая просьба: во-первых в возможно-большем размере, во-вторых — поберегите у себя до 10-го июля, ибо 15-го — роковое число: терм, на этот раз без обычной помощи вечера [215].
Я очень рада, что мы помирились.
До свидания! Еще раз спасибо
МЦветаева
Если не трудно — известите, на сколько я могу рассчитывать (постарайтесь побольше!)
Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 24. Печ. по тексту первой публикации.
<Июнь 1933 г.> [216]
Дорогая Мадемуазель
Я зайду к Вам вместе с сыном в эту пятницу около 10 ч<асов>, первых, чтобы Вам его показать, затем, чтобы узнать приблизительно о длительности (работы для) портрета, ибо все изменилось с тех пор как мальчик должен поступить этой осенью в русскую гимназию [217] и <зачеркнуто: ему надо много еще заниматься> должен заниматься регулярно каждый день. Если речь идет о 6–7 сеансах, дело возможно, и я думаю, что мы назначим по утрам / и мы сразу начнем, сохраняя утренние часы.
Итак, дорогая Мадемуазель, в ожидании удовольствия Вас увидеть в пятницу
P.S. (смеха ради) — приготовьте большое полотно, — «малыш» огромного роста!
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 24, л. 15 об.). Написано по-французски. Публ. в пер. В. Лосской, расшифровка черновика выполнена К. Беранже.
Clamart (Seine),
10, Rue Lazare Carnot.
5-го июля 1933 г.
Дорогая Анна Антоновна! Начнем с открытки, — это только оклик. Да, все на месте, я Вас не забыла, ибо мне забыть Вас — впасть вообще в беспамятство. А не писала так долго по малодушию: невозможность вместить все в одно письмо. М<ожет> б<ыть> через несколько дней от него отвяжусь, тогда сразу получите и карточки детей, самые недавние, и м<ожет> б<ыть> мою* (я очень плохо выхожу!). Мы никуда не уехали (уже третье лето). Нищета, но другим еще хуже. Пишу прозу, п<отому> ч<то> стихи никому не нужны, т е. никто не берет.
